– Здесь вы поживете, ваша милость, – сказал Вильегас, указывая на чистенькую хижину, и помог Филиппу спешиться.
Появившийся в эту минуту Вельзер в слезах пал Гуттену на грудь.
– Филипп! Филипп!
– Что случилось? Рассказывай толком!
Вмешался Вильегас:
– Друзья мои, войдите под этот приветный кров, а я пока засвидетельствую свое почтение губернатору и извещу о нашем прибытии.
С этими словами он направился через площадь к большому дому.
– Мы погибли, Филипп! – вскричал Вельзер, чуть только тот ушел. – Янычар рассказал тебе чистую правду. Педро Лимпиас оказался самым подлым изменником из всех, кого я видел в жизни. Когда мы прибыли в Акаригуа, он взбунтовал отряд и пригрозил оставить меня одного, если я откажусь следовать с ним в Кубагуа. Прочее тебе известно. Этот негодяй на всех углах распинается о том, как он ненавидит тебя и всех немцев.
– Это ему даром не пройдет, – сквозь зубы процедил Филипп.
– Будь осторожен! Лимпиас сделался теперь ближайшим приспешником Карвахаля, который при всей гнусности своего нрава обходится со мною довольно учтиво.
– Я приехал, и теперь все переменится.
– Не знаю, не знаю… Карвахаль правит тут самовластно.
– А что же наши?
– Ах, все они держат сторону Лимпиаса, то есть Карвахаля, и безбожно льстят ему, пресмыкаются перед ним, а тебя поносят…
– Вот как?
– Да, Филипп, поносят и бранят.
– Хорошо же. Посмотрим, что они запоют, когда подойдет отряд Кинкосеса.
Хижина, крытая соломой, была просторна и чиста. Четверо солдат подвесили гамаки, а потом какой-то негр, недобро ухмыляясь, принес поесть, сказал, что будет прислуживать им, и сел у порога на корточки. Солдаты, покончив с гамаками, выстроились у дверей с алебардами. Взглянув на них, Филипп заметил:
– Любопытно узнать, сторожат они нас или же отдают почести?
– Без сомнения, друг мой, первое ваше предположение резонней, – с кроткой покорностью судьбе отвечал падре Тудела.
Через полчаса пришел Вильегас:
– Губернатор поздравляет вас с благополучным прибытием и просит извинить, что за поздним временем не сможет сегодня принять долгожданных гостей. Завтра в первом часу пополудни он приглашает вас на обед с участием городских нотаблей, а пока что желает вам, сеньор Гуттен, доброй ночи.
– Этот малый цену себе знает, – язвительно заметил капеллан, – а до вас явно снисходит.
– Пусть не думает, что я проглочу это оскорбление, – вспыхнул Филипп. – Сейчас же отправлюсь и выскажу ему все, что я о нем думаю!
Падре Тудела вскочил и загородил выход.
– Вы с ума сошли, Филипп! Бог с вами! Умерьте свои порывы, если хотите выпутаться из беды. Дождитесь утра, и попробуем выйти отсюда. А пока попробуйте-ка узнать, под стражей мы или нет.
Филипп, переведя дух, счел этот совет разумным и направился к двери. Когда он ступил за порог, латники взяли на караул.
– Ну что ж, добрый знак, – прошептал священник. – Карвахаль желает уладить дело миром.
В поселении, по словам Вильегаса, нашли себе приют триста пятьдесят испанцев, не считая индейцев племени какетио, перебравшихся сюда из Коро, и местных. Всего же в округе проживало около ста тысяч туземцев.
– Пусто, – сказал Гуттен, оглядев площадь.
– Час-то поздний, – зевая, ответил священник.
– Поглядите-ка, падре! – весело воскликнул Филипп, указывая на дом губернатора. – Ведь это же наш добрый и давний друг Эрнан Перес де ла Муэла!
Лекарь, стоя возле жаровни, вел оживленную беседу с двумя солдатами. Филипп приветливо окликнул его, но тот, видимо, не узнал своего бывшего командира. Когда же Филипп стал так, чтобы пламя осветило ему лицо, лекарь наконец холодно поклонился и пошел к нему навстречу. Приблизившись почти вплотную, он торопливо зашептал:
– Напрасно вы, сударь, обрадовались мне при посторонних: мы все тут под топором ходим. Губернатор – настоящий Вельзевул: он вынудил меня покинуть Коро под угрозой смерти, а кое-кого и вправду повесил, придравшись к какому-то пустяку. По сравнению с этим бесноватым Хорхе Спира кажется невинным агнцем. Берегитесь Педро Лимпиаса: он ненавидит вас. Мне и самому пришлось на словах отречься от вашей милости, чтобы не попасть в беду. Против вас затевается что-то недоброе… Теперь позвольте я ощупаю вам лоб, словно вам нездоровится и вы попросили моей помощи. Я друг вам, дон Филипп, но моя жизнь мне дорога… Храни вас бог, сударь!
С этими словами он повернулся и, пройдя три шага, сплюнул.
– Дело плохо, дон Филипп, – в испуге проговорил падре Тудела. – Хуан Карвахаль – господин положения, а мы у него в плену. Вернемся-ка поскорее домой, а завтра минута в минуту явимся на обед.
По дороге они увидели чернокожего слугу – улыбаясь, тот сидел посреди улицы и внимательно следил за ними.
Поутру Вильегас явился за Гуттеном и его спутниками.
– Пора! Пора! – благодушно восклицал он. – Губернатор ждет нас! Не годится заставлять его ждать!
На площади под исполинской сейбой был богато накрыт стол, вокруг которого стояла дюжина табуретов. Мельхиор Грубель-младший со всей учтивостью поспешил навстречу гостям.
– Не доверяйте ему, – успел шепнуть Гуттену капеллан. – Он не боится выказать вам дружелюбие – стало быть, ему нечего бояться вашего врага, стало быть, он с ним заодно.
Карвахаль еще не пришел. Мельхиор Грубель рассаживал гостей, среди которых был и Лимпиас, намеренно отвернувшийся от Гуттена.
Зато Диего Руис Вальехо поклонился ему приветливо и почтительно, чего нельзя было сказать о Грегорио Пласенсии, Санчо Брисеньо и Дамиане де Барриосе, сухо кивнувших бывшему губернатору.
Через полчаса появился широко улыбающийся Карвахаль – как всегда, в черном.
– Милостивый государь мой, дон Филипп, – церемонно поклонившись и заключив Гуттена в объятия, начал он. – Вы не можете и вообразить себе, сколь радостно мне видеть вас – человека, которого мы так долго считали погибшим! Прошу вас сюда! Займите место справа от меня – почетное место, приличествующее вашему положению и знатности. Расскажите мне обо всем, что выпало вам на долю. Я уже слышал краем уха, что вы отыскали Эльдорадо, осведомлен и о ваших грандиозных планах, но желаю узнать об этом из первых уст.
Обед был обилен: подавали кукурузные лепешки, молоко, дичь, мясо – все в неимоверных количествах. Гуттен рассказал о своих приключениях, и Карвахаль, который слушал его с видимым интересом, воскликнул, обращаясь к сотрапезникам:
– Теперь, господа, я желал бы поговорить с сеньором Гуттеном наедине. Нам предстоит кое-что обсудить. Вас же, Мельхиор, я попрошу сообщить донье Каталине, чтобы она пришла к нам.
Гуттен поглядел на него с недоумением.
– Я хочу раз и навсегда показать всем, сколь велико мое к вам благорасположение. Никто не воспрепятствует осуществлению тех намерений, о которых я скажу вам чуть погодя. Знайте, дон Филипп, что я, не в пример многим, верю, что вы побывали в Эльдорадо, и не считаю ваши слова бредом безумца или выдумками лгуна, пытающегося оправдать свои промахи. Нет! Я слишком хорошо вас знаю, чтобы хоть на миг заподозрить вас в этом.
Краска залила щеки Филиппа, когда в двадцати шагах от себя он увидел Каталину в сопровождении Перико и Магдалены.
