Нападения однако не последовало. Скорее всего, дачники вовремя уразумели, что платформа вторглась на их территорию исключительно с тем, чтобы как можно скорее ее покинуть, – и, смирив инстинкты, решили не делать резких, а тем паче гибельных движений.
Не без труда переведя ржавые стрелки, перебрались на соседнюю ветку. Пролегала она стороной от водных угодий, поэтому Андрон, подрабатывавший, в основном, доставкой рыбаков к местам обильного клева, пользовался ею редко. Тем не менее рельсы и шпалы были и здесь вполне исправны. Мало того, чем дальше, тем исправнее они становились – то ли и впрямь попечением нечистой силы, то ли правы были эзотерики, утверждавшие, будто в глубине аномальных зон память металла заметно улучшается вплоть до полного излечения склероза, ведущего в обычных условиях к ржавению и деформации.
День клонился к вечеру, в рощах уже залегла ночь. На борту всяк занимался своим делом: Андрон разбирался со снастями, Димитрий крутил что было велено, Прохор чинил просохшие штаны, причем чувствовалось, что делает он это не впервые. Игла сновала бойко, сноровисто. Так и поблескивала, так и поблескивала...
– Черт... – тоскливо произнес Димитрий, отрываясь от линзочки своей дальнобойной машинки. – Она или не она?
Игла застыла, не завершив стежка. Прохор отложил рукоделие и медленно повернулся к Уарову.
– Ты что, бабу в прошлом ищешь? – Вопрос прозвучал то ли укоризненно, то ли угрожающе.
– Ну да...
– Зачем? Уаров замялся.
– Пристрелить, – ответил за него Андрон. Иногда он бывал удивительно циничен.
– Это правда?
– Ну почему обязательно пристрелить? – жалобно вскричал Димитрий. – Усыпить, перебросить в другое время...
Прохор недоверчиво посмотрел на него, понял, что собеседник не шутит, и, презрительно фыркнув, принялся шить дальше.
– Как? – мрачнея, спросил Андрон Уарова.
– Что «как»?
– Как перебросить?
– Ну... с помощью вашей машинки, разумеется...
– Ты ж мне ее одноразовую заказывал! Уаров со страхом посмотрел на умельца.
– Баламут... – безнадежно определил тот. – Ладно. Вы двое тогда поморячьте, а я посмотрю, что там в ней еще можно сделать.
Сходил принес газетку, чтобы было на чем раскладывать запчасти, и отодвинул Димитрия от агрегата. Тот потоптался немного за плечом мастера, а потом платформа пошла в поворот – и пассажир с телохранителем, бросив все, занялись парусом.
– Так почему не пристрелить? – сердито поинтересовался Прохор сразу по завершении маневра. – Оно и надежнее. У меня тут, кстати, недалеко ствол прихоронен.
– Женщина... – с укоризной напомнил Уаров. – Да и негуманно...
– А они с нами гуманно поступают?! – просипел Прохор и стал даже страшнее, чем был.
Димитрий отшатнулся.
Надо полагать, у Прохора от бешенства перемкнуло голосовые связки. Пару раз он беззвучно открывал и закрывал рот, потом молча повернулся и пошел дошивать.
– А я вот читал у одного четвертолога[1], – как ни в чем не бывало подал голос Андрон, сосредоточенно разгребая узловатым пальцем разложенные на газетке детали, – будто Бог женщину вовсе не из ребра сотворил. Это только из приличия говорят, что из ребра, мол. Ребра-то у нас все на месте, хоть справа, хоть слева. Не веришь – пересчитай... В мужском организме есть только один- единственный орган без кости...
– Язык? – машинально спросил еще не отошедший от испуга Димитрий.
– Нет. Язык – это орган внутренний, он во рту живет.
– А что же тогда? Ухо?
– В ухе – хрящ. И потом уши-то и у баб есть.
– Гос-споди Боже мой!..
– Вот именно, – подтвердил Андрон. – И сразу все становится ясно. Думаешь, почему он так себя ведет, орган-то? А мы почему так себя ведем? Тоска по утраченной косточке, понял? Причем каждый свою ищет...
– Ну, мне эта тоска не грозит, – перекусывая нитку, невнятно заверил Прохор.
Беседу продолжили за ужином.
– Давай колись, раз начал, – добродушно предложил Андрон Димитрию. – Как ты это конкретно думаешь провернуть?
За бортом стелились длинные тени, плыли травянистые бугорки, перелетали какие-то пернатые пепельных оттенков, иногда попадалась поросшая высоким камышом, не пересохшая еще баклужина с корягой и диким утенком.
– Вы, конечно, слышали, что человечество когда-то прошло через бутылочное горлышко... – поколебавшись, начал Димитрий.
