Не веря своим ушам, явившийся с повинной поднялся со стула.
— Я буду на вас жаловаться, — дрогнувшим голосом пригрозил он.
И ведь впрямь попёрся жаловаться, придурок. До полковника Непадло дошёл. Узнав о случившемся, Герман Григорьевич явился к старшему оперу лично — до такой степени был взбешен. Или всё-таки взбешён? Да, наверное, так.
— Маньяками разбрасываешься? — гремел он. — К тебе с повинной идут, а ты…
— Псих он, а не маньяк! — огрызался Мыльный.
— А маньяк, по-твоему, не псих? Давай хоть на сутки его задержим!
— Н-ну… на сутки можно… — покряхтев, уступил старший опер, пряча в ящик стола оба листка с проверочными текстами. — Посидит, подумает…
Чёрт знает что! «Осёдланный» — через «ё», «оседлый» почему-то через «е». Свихнуться можно.
Затем пожаловал толстенький и сильно встревоженный редактор газеты «Провинциальные вести».
— Вот, — с бледной улыбкой проговорил он, кладя на стол вскрытый конверт. — Поступило.
Алексей Михайлович извлёк из конверта всё ту же листовку с одинокой жирной буквой «ё». Чёрная метка.
— Ну. Поступило. И что?
— Анонимка, — чуть задохнувшись, пояснил редактор. — Угрожающего содержания.
— А в чём угроза?
— Ну как же! — вскричал редактор. — Мы же «ё» принципиально не используем! У нас даже такая программа в компьютерах, чтобы уничтожала при вёрстке!
— Кого уничтожала?
— «Ё»! Корректоры в истерике. Плакатик сняли, уничтожили.
— Что за плакатик?
— «Ёшке — нет!» В корректорской висел…
— А я тут при чём?
— То есть как при чём? Мне грозят…
— Где?
— Вот! Там на изнанке даже место и время обозначено!
— Место и время чего?
— Не знаю, — вздрогнув, сказал редактор.
Мыльный перевернул листок. Обозначенные на изнанке место и время были хорошо знакомы старшему оперуполномоченному.
— Делать вам нечего, — утомлённо молвил он. — Какая анонимка? Это реклама нового книжного магазина «Ё». А на изнанке — адрес и дата открытия. Презентация у них.
— Быть не может… — не решаясь поверить, пролепетал редактор.
— А не может — переходите на «ё», — не сдержался и уязвил Алексей Михайлович. — От греха подальше.
Неужели и из других редакций побегут? Их же в городе штук десять, не меньше! Весело…
В тот день к делу было подшито ещё три маньяческих письма (две распечатки, одно бумажное) примерно того же содержания, что и первое, однако вряд ли они принадлежали настоящему преступнику, поскольку содержали грубые орфографические ошибки. Грамотному прикинуться безграмотным относительно легко. А вот безграмотному грамотным — несколько сложнее. Впрочем, нет худа без добра, поскольку круг подозреваемых резко сужается. Настоящих-то грамотеев ещё во время перестройки повыморили.
Странные, ей-богу, времена. На что только не решится человек, лишь бы присвоить чужую славу! Взять боевиков. Уж казалось бы, на что серьёзные люди — и те при случае так и норовят приписать себе на халяву чужой террористический акт.
Часа за два до заседания литстудии её нынешний глава Сергей Овсяночкин (тот самый, с кем старшему оперуполномоченному довелось побеседовать в баре) заглянул к секретарю и застал его шумящим по телефону. Исай Исаевич был в сильном волнении и как никогда походил на серийного убийцу. Редкие седые прядки стояли дыбом над блистающим черепом секретаря.
— Да, настаивал!.. — зычно ухал он в трубку. — А теперь раздумал… Почему-почему… По кочану!!!
Овсяночкин подсел к столу и, бесцеремонно забрав из-под носа начальства пепельницу, закурил. Из угла кабинета на литераторов сурово смотрел метровый бюст Пушкина, выполненный из белого мрамора. Впрочем, Александра Сергеевича в данном случае можно было опознать лишь по бакенбардам. Скульптор (видимо, большой патриот) ухитрился придать лицу великого арапа откровенно арийские черты.
— Вот и давай… лёгким движением пальцев. — Секретарь разразился сатанинским смехом и бросил трубку. — Всё! — радостно объявил он Сергею. — Чик — и нету…
— Кого? — не понял тот.
— Буквы «ё».
— Как это? — искренне подивился поэт. — Где её нету?
— В тексте. У меня ж книжка в издательстве верстается. Роман. «Спаси, сохрани и помилуй!».
— И что?
— Газет не читаешь? — Круглые немигающие глаза уставились в упор. — Маньяк-то на букве «ё» свихнулся! Попомни мои слова, всех теперь подозревать начнут… А бережёного, знаешь, Бог бережёт… — Секретарь снял очки и перекрестился. Он всегда так делал. Странная эта привычка возникла у него ещё в 1991-м. Уверовав истово и бесповоротно, Исай Исаевич метал крестное знамение с таким размахом, что постоянно сбивал очки. — Тут пару месяцев назад, — понизив голос, сообщил он, — какой-то громила приходил. Сто баксов предлагал…
— За что?
— Объяснить, где «ё» пишется, где «е». Вот думаю сейчас: не дай Бог его работа! Скажут потом: проконсультировал…
— Исаич, — глядя на него в изумлении, сказал поэт. — Ты что, блин, ментовки больше, чем маньяка, боишься?
— В смысле? — встревожился тот и вновь впрягся в линзы.
— Ну вот, блин, купит наш убийца твой роман, а там, блин, какой-нибудь «манёвр» через «е»…
— А он через «ё»? — всполошился секретарь.
— Через «ё». Не веришь — у Ожегова посмотри.
Секретарь оцепенел в раздумье.
— Где купит? — неуверенно всхохотнул он наконец. — Тираж — тысяча экземпляров, в продажу не поступает, по библиотекам распихиваем…
— Или в библиотеку зайдёт.
— Да ладно там! — занервничал Исай Исаевич. — Будет тебе маньяк по библиотекам ходить!
— Этот — будет.
— Да пока роман выйдет, его уж поймают…
— А Чикатилу сколько ловили?
Секретарь со страхом посмотрел на поэта и схватился за телефон.
— Володя? — взвыл он в трубку. — Ты там ещё букву «ё» не убрал? Нет? Слава те Господи… Отбой, Володя! Пускай неё остаётся, как есть… Да! И вот ещё что!.. Рукопись кто вычитывает? Элеонора? Слушай, скажи ей: если увидит слово «маневр», так его, оказывается, тоже через «ё»…
Белокурая бестия Пушкин смотрел из угла и, казалось, надменно усмехался краешками мраморных губ.
