сотрясением… Ну, как въехали в зону – его и накрыло… Это еще притормозил он, когда разворачивался, а то бы точно всей бригадой навернулись…
– Боже!.. – выдохнула Александра. – Это что же теперь – к транспорту и близко не подойди?.. Пассажиры-то в чем виноваты?..
Колодников провел языком по пересохшим губам.
– А насмерть кого?.. – хрипло спросил он.
Димка помолчал, прочистил глотку.
– Одного не знаю, – сообщил он, – а второй – дедок из третьего подъезда…
– Ветеран?!
– Ну да… Всего искромсало. Я вот прикидываю: сколько ж он народу на войне положил?.. С виду и не подумаешь… – Димка хмыкнул и угрюмо покачал головой. – Затылок – как есть разнесло. Расстреливал, что ли, кого?..
– Ножевые раны – были?..
– Да и ножевых полно…
– Значит, не врал, что в разведке служил, – стисненным голосом отозвался Колодников. – Ну, стало быть, царствие ему небесное…
Почему-то испытывая неловкость, медленно перекрестился и вернулся, подавленный, в комнату, где, присев на край супружеского ложа, снова стал раздеваться.
Спать укладывались в молчании.
– Саш, а где иконка? – внезапно спросил Алексей.
Действительно, обшарпанной иконки Пречистой Богородицы Боголюбской над изголовьем не было.
– Сняла…
– Почему?
Александра поджала губы и ответила не сразу.
– Идолопоклонство…
– Так, – решительно сказал Колодников. – Я, по-моему, на вашу с Димкой веру не посягаю… Уж не знаю, к какой вы там секте принадлежите…
– Мы не секта! – возмущенно возразила она.
– Хорошо! Не секта! Конфессия… Можете отрицать иконы, можете отрицать крестное знамение… Но я – православный! И чтобы иконка тут – висела… Где она?
– В серванте, – недовольно сказала Александра.
Колодников, сопя, нашел в серванте иконку и с чувством собственной правоты водрузил ее на прежнее место. Отступил на шаг, вгляделся. Богоматерь стояла во весь рост на маленькой пухлой подушечке облака и показывала развернутый свиток плотной толпе махоньких, как детишки, праведников, сгрудившихся в правой части дощечки. Когда-то Колодников долго пытался найти в виноградной грозди нимбов золотистый пузырек с головой князя Андрея Боголюбского, но безуспешно – буковки поистерлись, а в лицо он Боголюбского не знал. Наличие этого князя среди святых всегда смущало Алексея. Стольный Киев спалил, лавру пограбил – а все равно святой…
Алексей нахмурился и, сосредоточившись на фигурке Христа в правом верхнем углу иконки, с достоинством перекрестился.
Не спалось. Погодка была из «Медного всадника» – перед наводнением, да и предчувствия – соответствующие.
Как у него все просто, у Димки… Да нет, даже не у Димки – у Матфея… «Отделит овец от козлов…» В том-то и штука, что не отделишь!.. «Скорая» вон в супермаркет вписалась… Выходит, достаточно одного козла за рулем, чтобы все овцы с ним за компанию накрылись…
«Да это хуже, чем бомбежка!.. – с содроганием думал Колодников, переворачиваясь на другой бок. – От бомбежки хоть в подвале укрыться можно! А здесь… Сколько же народу сегодня на тот свет отправится!.. Уже отправилось… Не дай Бог, казарму какую-нибудь зацепило…»
А Паша?.. И Алексей принялся мучительно вспоминать, где сейчас живет Паша Глотов. До развода обитал на «алюминьке», а теперь?.. Где-то в центре, но где?..
Но Борька-то, Борька!.. Вот жук! И хоть бы слово сказал, хоть бы обмолвился, что драпать пора!.. Хотя… Обмолвился и не раз. Пока в кухне сидели, все, как на блюдечке, выложил, обо всем предупредил… Да и раньше намекал, как мог…
Во дворе по-прежнему стонало, скрипело, погромыхивало. «Сердито бился дождь в окно, и ветер дул, печально воя…» Дождя, правда, нет, зато ветра навалом… Вот объявят завтра комендантский час – попрыгаем тогда… И очень даже просто!..
Спасибо Александре – вовремя за рукав схватила, а то бы так и выперся во двор вслед за Димкой… Тут Колодникову начал мерещиться раскромсанный ветеран, и стало ему совсем худо. «Расселось чрево его…» – всплыла и бросила в дрожь зримая до жути цитата. Откуда бы это?.. А!.. «Деяния апостолов». Смерть Иуды Искариота… Странно… А у Матфея по-другому: «Вышел, пошел и удавился…» На осине повесился… Хм… В Иудее – на осине?..
Тут Колодникову припомнилось вдруг, что «повесить на дереве» и «распять» – по сути, синонимы, и в разворошенном сознании сама собой возникла еще одна версия гибели Иуды. Представилось, что незримая беспощадная сила в момент смерти Христа настигает предателя и, взметнув, распинает на дереве. Тогда «расселось чрево» – это всего-навсего тот самый удар копьем под ребра, что нанес Иисусу римский легионер… Да… Вот так… И раскаяние ему не помогло, Иуде… Зря он первосвященникам во храме их сребренники швырял – чуть ли не в морду…
