И все равно было очень страшно. Во время снегопада по крайней мере обозначались очертания купола, а тут полное ощущение беззащитности: лежишь ничком, опасаясь поднять голову, то ли оглохший, то ли контуженый, а вокруг — огненно-черный кошмар, неслышный армагеддон. Вдобавок земля под навесиком не только содрогалась при взрывах — она еще издавала звуки. Недра тихонько взрыкивали.
Потом кто-то вскочил на спину Мурыгина — и тот чуть не заорал. Передние когтистые лапки деловито, по-хозяйски размяли Сергею Арсентьевичу загорбок, словно бы взбивая подушку, после чего бесцеремонная киска свернулась клубком промеж лопаток. Хотел сбросить, как вдруг сообразил, что обнаглела-то она не зря — явно почувствовала себя в безопасности. А коли так…
Закинул руку за спину, попытался погладить.
— У президента заболи, у спикера заболи, у киски заживи…
Лежащий рядом Стоеростин нервно заржал.
Конца света они так на сей раз и не дождались — уснули. Просто устали бояться. Приблудная зверушка перебралась на Костика, належанного многими поколениями котов, замурлыкала. Это мурлыканье и было последним, что запомнил Сергей Арсентьевич, перед тем как провалиться в сон.
Сначала ему привиделось черт знает что, точнее — ничего не привиделось. Громоздились кругом серые глыбы мрака, ворочались, скрежетали, ревели. Словом, почти все то же, что наяву, только гораздо шумнее. Потом пригрезилось, будто никакая это была не бомбежка — и они со Стоеростиным пробудились после ночной грозы. Свежий воздух, ясное небо, мокрая трава. «Ну! — хотел сказать во сне Мурыгин. — Что я тебе вчера говорил? А ты: бомбят, бомбят…»
После чего и впрямь проснулся.
Воздух в укрытии, казалось, точно отдает недавней грозой, да и утро выдалось солнечное. Стоило, однако, привстав с драного пледа, оглядеть окрестности, сделалось жутко. Дымящаяся роща, изломанный обугленный сад, разбросанная взрывами земля. Удивительно, но нигде ничего не горело, хотя копоти хватало с избытком.
Мурыгин содрогнулся и отвел глаза. Взгляд его упал на вскрытую консервную банку. Вылизана до блеска. А кошечки нет, кошечка ушла — должно быть, подалась к своим.
Затем обернулся к Стоеростину. Тот сидел и, сгорбившись, неотрывно смотрел на миску. Словно медитировал. Сергея Арсентьевича поразило выражение его лица — отрешенное, исполненное затаенной муки.
— Что?.. — шепотом спросил Мурыгин. Костик очнулся, облизнул губы.
— Видишь?.. — обессиленно выговорил он.
Мурыгин взглянул. Обломанные вчера за ужином съедобные отростки скукожились, усохли. Исчез и родничок. От водицы на пне осталась жалкая лужица.
— Что?.. — беспомощно повторил Мурыгин.
— Завтрака не будет, — сказал Костик. Равнодушию, с которым он это произнес, не верилось.
— Ты думаешь… — Мурыгин не договорил.
— Суки!.. Суки!.. — В тихом голосе Стоеростина заклокотало бешенство. Сжал кулак, погрозил небесам. — Чем же мы вас так достали, а?.. Никуда от вас не денешься!..
Умолк. Потом встал, усмехнулся через силу.
— Вот почему кошке не следует жить дольше хозяина… — с ядовитой назидательностью изрек он.
— Может,
— Какая нам разница?
— Может, вернется еще…
Костик дернул плечом и вышел наружу. Мурыгин поспешил за ним. Легкие обожгло гарью. Отовсюду наплывали негромкие шумы: шелест, потрескивания, шорох — словно где-то неподалеку оползал по склону песок. Однако непривычные эти звуки воспринимались совершенно естественно. Они вполне соответствовали царящему вокруг хаосу. Другое потрясло Мурыгина: в изломанной роще орали вороны, а в голой кроне чудом уцелевшей яблони опять шла воробьиная разборка…
Растерянно оглянулся:
— Но… навесик-то выдержал…
— Навесик выдержал… — безрадостно отозвался Стоеростин.
— Погоди! А вдруг
В ответ Стоеростин скорчил такую гримасу, что могло показаться, будто он боится расплакаться.
Побрели по исковерканному пустырю. Пахло пожаром, металлом, смертью. И все вокруг изрыто воронками. Самая большая была подобна кратеру. Как будто метеоритом долбануло. Остановились на краю вынутой взрывом земли.
— А ты еще спрашивал вчера, за кого я: за нас или за
Мурыгин попытался собраться с мыслями, когда рыхлая земля под ногами шевельнулась, подалась вперёд, под уклон. Торопливо отшагнули подальше — и внезапно ощутили знакомое ласковое касание. Будто огромный шершавый язык нежно лизнул их спины — прямо сквозь одежду.
Переглянулись, не веря.
— Ну слава богу… — выдохнул Костик. — Значит, не осиротели…
А грунт продолжал тем временем сползать в воронку. Нанесенная земле страшная рана затягивалась на глазах. Владелец участка исправлял причиненные за ночь повреждения.
— Может, помочь
— Сам справится…
Стало легче дышать. То ли потому что успокоились, то ли потому что из воздуха стремительно улетучивалась гарь. В роще прозвучала дробь дятла.
— А ну как снова бомбить начнут? — спохватился Мурыгин.
Костик вознес глаза к небу, словно ожидая немедленного повторения ночного кошмара, да так и застыл. Мурыгин запрокинул голову — и с ним приключилось то же самое.
Метрах в ста над землей хвостом вверх неподвижно висел исковерканный бомбардировщик. Такое впечатление, будто его сначала шваркнули оземь и лишь потом подвесили — в назидание прочим.
Чтобы впредь неповадно было.