фельдшерице: – Слушайте, я у вас теперь лечиться буду, у меня растяжение позвонков (!)… – И опять к нам: – В общем, знаешь, на таком клочке посадить!.. Дым сзади шел, ни черта не видать, а тут еще «ишаки» садиться не дают, они «кеттихавку» мою никогда не видали, как давай меня чехвостить!.. А «юнкерса» как я расстреливал? С наслаждением!.. В упор! Стрелка убил, мотор зажег!.. В Восьмой армии – восемь немецких летчиков пленных!
– А какие результаты бомбежки?
– На берегу сто одиннадцать раненых, в корабль попало – сорок раненых, и больше ничего. В вагон с дымовыми шашками попали – такая маскировка получилась!.. А у Лукина шатун разбило, а Щурову разворотило плоскость!.. Ну, я простить не могу, уж больно я увлекся «юнкерсом», уже не до других было: я думаю, сзади меня не «мистер», а зенитка!.. Не знаю!..
Тут Зотов сел в коляску мотоцикла, я – на мотоцикл, за шофером, и бешеным ходом, чтоб не помешать самолетам, мы проскочили поле, остановились на краю его, на лугу, поднялись на холм КП, где стояли командир полка майор Сокол, военком Холод, группа командования. Зотов докладывает Соколу.
– Что с мотором?
Зотов:
– Меня рубанули. Либо «мистер», либо зенитка. Рассадили маслосистему. Я люк открыл, – все стенки фюзеляжа в масле. В баке – ноль. Я в Выстав хотел идти, а тут на меня «ишаки», штук шесть накинулись, и гнали меня, и после того мне ничего не оставалось, как упасть в огород, потому что мотор уже не работал… Я сперва думал: у меня что-то с мотором, но потом… Сзади, снизу меня рубанули. Я почувствовал толчок, сразу рывок такой… А наши? В куче все били! Оли же, гансы, пикировали как раз к нам, в кашу…
– А пробоины есть?
– Есть, две. Это, по-моему, «ишаки» мне наделали!
– А зениток много?
– Все небо было!..
– Радио слушали?
– Слушал. Сперва Лихолетов кричал: «Следите за «мессерами»… Всего до девяноста бомбардировщиков было, тех сорок наши морячки драли, а полсотни мы… Всего семнадцать сбито, если не больше!..[15] В общем, наших пять самолетов подтверждены. Майор Майоров подсчитывает, уточняет… Ну, я не знаю, как благодарить политотдел за прием!..
– А как сели?
– Сел? В пятнадцати метрах от дороги! Разговор продолжается – сбивчивый. Зотов все еще разгорячен:
– Разошлись все цели, по семнадцать, по двадцать штук!.. Ну, они бомбили корабли, где-нибудь на Ладожском озере… В общем, нас пятеро вылетели и все по одному принесли!.. Из экипажа «моего» «юнкерса» три человека выбросилось на парашютах, а один утонул вместе с самолетом в озере… Между прочим, наши КБФ двух «ишаков» потеряли!..
… Тревога. Телефонист вертит сирену. Над аэродромом – протяжный вой. Разговор с Зотовым прерван, Сокол слушает донесение, говорит:
– Возвращаются наших три… А ты, Зотов, отправляйся-ка отдыхать!
Зотов спускается с холма КП, садится в «эмку», уезжает. Сокол раздумчиво:
– Итак, значит, за май месяц… Штук шестнадцать сбили, ни одного своего не потеряли. У Зотова теперь семь… Но, между прочим, у немцев «мессера» сопровождают ни к черту!
Пока идет разговор, тройка наших вернулась, летает над нами, кружит.
Сокол, отрываясь от телефонной трубки:
– Пусть погуляют!.. Передайте: в воздухе два «сто девятых» на Жихарево!
Оборачивается к наблюдателю:
– Наблюдатель! Что вам на севере видно?
На севере всем нам заметен дым. Наблюдатель отвечает с вышки:
«И – шестнадцать» пошли туда!
А что там за полосы подозрительные, под солнцем?
Смотрит в бинокль. Солнце, склоняясь к горизонту, в облаках освещает нижний край.
– Это старые полосы, ветром их подняло. От зениток!
Сокол, выяснив, что помощь от его самолетов не требуется:
– Ну, пора «двести» давать! Передай туда – «двести»!
Это – сигнал по радио летающим самолетам садиться.
Военком полка Холод:
– Булаев один недавно пошел. Немец – в облака, он за ним. У Булаева девять сбито, пошел за десятым!
Сокол:
