полевая артиллерия, а с тыла — наши тяжелые. Но артдивизион Андрейчука пока что бездействует, как та группа музыкальных инструментов, что ждет знака дирижерской палочки.
Янов через «Звезду» выясняет, что там, куда хотели вести огонь, действительно уже не финны, а наша наступающая пехота, и потому Андрейчук приказывает:
— По рубежу два огонь не вести!
Но вот слушающий у аппарата Андрейчук преображается, — понимаю: палочка дирижера обратилась к нему. Он быстро надел макинтош, в глазах его загорелся «артиллерийский огонек», он приказал «отключить Боровика к чертовой бабушке, а когда надо будет, подключить, перемычка чтоб была»… И, забрав всю власть над дивизионом в свои руки, сам начинает управлять им. Теперь все батареи слушают только его голос. Он произносит слова коротко, резко, решительно:
— Участок номер один? Ну что вы?.. Ну, дайте мне карту! (Янов подносит ему карту.) Номер три?.. Хорошо. «Сено»! Участок номер три!.. «Лена»! Участок номер три! Да. «Прут»!.. Понятно, — понятно. «Прут»! Участок номер три! Зарядить и доложить!.. «Лена»! «Лена»! Готово? Давайте быстрее! «Лена»! «Прут» готов?.. «Лена», готова? Хорошо. «Сено»! «Прут»! Хорошо. Так… «Каштан», «Клен», доложить, что готово! «Сокол» слушает. Понятно, понятно. Быстрей! Мосин, доложите! «Клен» готов, конечно готов!
Это на вопрос «Звезды» о готовности дивизиона обработать для нашей наступающей пехоты участок перед рубежом номер три Андрейчук откликается и за «Сокола» (за себя), и за «Клен» с «Каштаном» (то есть за Косыгина и Боровика — за штаб и за разведчика-наблюдателя своего дивизиона). Сразу, без паузы, Андрейчук продолжает:
— «Сено», «Лена», «Прут», внимание, — огонь!
Залп. По направлению определяю: всеми орудиями ударила «Лена» — батарея Шмалько.
— Хорошо. «Прут»?.. Хорошо!
Залп. Еще залп.
— На каждое — три. Кто это спрашивает? На каждое — три снаряда. Хорошо. «Сокол» слушает. Да… (Пауза.) Хорошо, хорошо. Доложить о стрельбе! «Лена», отстрелялась? «Прут»! Отстрелялся?.. Хорошо. «Звезда»!.. Понятно, понятно, отстрелялся, я; докладываю… «Сено», «Лена», «Прут», стой! «Лена», стой! «Прут», стой!.. «Клен» слушает. Выпустили. Кончили… «Лена», «Прут», «Сено»! Зарядить! Огня не вести!..
Все ясно мне: наша пехота, наступая с востока по болотным кочкам, выходит к дороге, приближается к рубежу номер три. Это уже недалеко от Гупу-Ярви.
На западе у финнов — воды Лемболовского озера, на востоке болото и озеро Гупу-Ярви. С северо- востока, с тыла — по дороге — к ним приближается наш правофланговый батальон. Отбросить контратаками другой, наступающий с юга, наш батальон у них не хватает сил, а отступить от Симолова они могут только по той же единственной дороге, через Троицкое, а затем межозерным; проходом (бросив повернувшую к востоку дорогу) далее, по болотам, на север. Дорога позади Троицкого переваливается через высоту 112,8, и на ней, хорошо видимые нашим наблюдателям, сейчас показались пробившиеся по болоту с севера торопливо идущие финские подкрепления. И потому, затребовав координаты высоты, Андрейчук направляет огонь своих батарей туда.
Усиленная стрельба. Снарядами дивизиона накрыты финские подкрепления. И снова россыпь команд.
— «Лена» отстрелялась, нет? Хорошо. «Прут», отстрелялись?.. Хорошо. Добре. Хорошо… «Звезда»! Я уже знаю. «Звезда»! Я закончил! (Смеется.) Чего? Почему?.. Слушай, — высоту-то взяли? Взяли эту высоту? Симоловскую?.. О, тут шагать и шагать еще!.. Боровик! Боровик! Боровик!.. «Сено»! Волков! Вы мне там наблюдайте получше!.. Где? Врут, там не могут обозы быть, чего они на пуп вылезли? Я спрошу!
Звук самолета.
— «Лена», видно их? «Звезда»! Ничего не вижу, передайте! Сколько их там полетело? Один? Три?
Из землянки кричат:
— Три! Наших!
Самолеты проходят над нами. Из-за землянки:
— Шесть уже!
Батальон Харитонова просит огня. Андрейчук переговаривается с батареей и говорит:
— Не стоит открывать, сейчас там авиация сделает свое дело!
Самолеты еще гудят.
— «Клен» слушает? Смотрите, на карте, под буквой «Т», — стык дорог, вот сюда зарядить!.. Подожди, тут летает, я ни черта не слышу. Стык дорог, шоссейной и проселочной, вот сюда…
О готовности доложить!
Пулеметная стрельба в воздухе.
— Понятно. «Лена»! «Лена», «Лена»! По рубежу четыре надо! Боровик! Если вы ручаетесь, что там не наши, Боровик!
Непрерывно, завывая на виражах, гудят самолеты. Бьют зенитки.
Бой продолжается. Батарея Шмалько бьет по пехоте противника, движущейся на Троицкое. Тяжелые разрывы, потом приказание прекратить огонь, отдыхать до следующего вызова.
Андрейчук, оставив телефон, выходит из-за занавески:
— Дать там распоряжение, пусть завтрак несут быстрее!
В блиндаже у нас наступает полная тишина. Только трудолюбиво дышит пламя в печке, похрустывая дровами. Да слышны орудийные выстрелы не нашего дивизиона. От нас пехота огня не требует.
В эти минуты, пока у нас в блиндаже тишина, пехота медленно наступает; я мысленно представляю себе перебежки бойцов от кочки к кочке, рассыпанные по болоту фигуры… Андрейчук произносит:
— Да, Артеменко говорит, что продвигаются, взяли там пленных, четыре орудия. Сорокапятимиллиметровые. По-видимому, немецкие. — И в трубку: — Шмалько, вы покуда стойте, огня не ведите!
А перед тем другой батареей Андрейчук дал залп по высоте 112,8.
Время тянется… Орудийная стрельба теперь продолжается с меньшей интенсивностью. Левый батальон, идущий с юга, в лоб, продвинулся к Симолову, а правый, оседлав дорогу и втянувшись в узкий перешеек между озером Гупу-Ярви и водной протокой Вииси-Йоки, далее к Троицкому почти не продвинулся. Напряжение боя явно схлынуло. Командиры батарей теперь ведут огонь сами, по мере надобности.
Наш батальон, наступающий по дороге с востока, взял высоту 67,0. Симолово окружено. До Троицкого от того и от другого наступающих батальонов осталось по километру.
Симолово взято. Троицкое обложено с трех сторон. Но бойцы батальонов, уже семь часов непрерывно ведущие бой, измотались. Чтобы сломить последнее сопротивление финнов в Троицком, нужно сначала прочно закрепиться в Симолове, нужна короткая передышка. Главное, однако, сделано: не о прорыве на Васкелово, а о том, как унести ноги из Троицкого, приходится теперь думать финнам!
А мне пора — надо скорее передать материал в Ленинград.
Верхом, а потом на артиллерийской фуре я добирался до штаба дивизии. По телефону передать оттуда материалы в ТАСС оказалось невозможным, и я выехал с каким-то майором на попутном грузовике в Ленинград. Ехали с бешеной скоростью, выехав из Гарболова в 6.30 вечера, — стремились попасть в Ленинград до темноты. Чуть не столкнулись с таким же бешено мчавшимся навстречу грузовиком, промчались через Токсово, над левой стороной Ленинграда увидели большое зарево пожара. Население на телегах и военных фурах эвакуировалось в Токсово и близлежащие деревни — обозы беженцев тянулись по всей дороге.
В Ленинград приехали в восемь вечера, уже в темноте. Явились в комендантское управление
