стены. Я видел, как чуть ниже меня расправил Крыло Лэн — на фоне светящейся, вспучивающейся земли его силуэт был четким, словно нарисованным. А каменный дождь валился на нас, и я понял, что увернуться невозможно.
Только в этот миг земля под нами расступилась, и вверх поплыло Солнце.
Оно совсем не напоминало Котенка. Обычное солнце… ну маленькое, километра два в диаметре, и слишком уж пушистое. Мы падали прямо в него.
Черные камни, из которых была сложена башня, вспыхнули и рассыпались в пыль. А мы прошли сквозь Солнце, как две пылинки, пролетевшие сквозь исполинский солнечный зайчик.
Я почувствовал тепло — и только. Ну… еще, словно что-то шершавое знаком лизнуло меня в щеку. Но, может, мне показалось.
Мы опустились на землю километрах в трех от башни. Впрочем, башни уже не было. Только облако пыли, повисшее в воздухе. А в небе горело солнце, понимающееся в зенит. Пока еще слишком большое, но я знал — Котенок остановится на такой высоте, чтобы казаться Настоящим солнцем. А потом будет кружить вокруг этого мира. Кружить до тех пор, пока его любят.
Я стоял, глядя на солнце, и плакал. Лэн подошел, складывая Крыло, и нерешительно сказал:
— Данька, нельзя смотреть на солнце…
— Можно, — глотая застрявший в горле комок, прошептал я. — Можно, Лэн. Это наш Котенок.
— Я понял.
Мы долго так стояли, пока солнце не стало совсем-совсем обычным. Для меня, конечно. А Лэн спросил:
— Данька, а что со мной было?
— Нас контузило, — не колеблясь, соврал я. — А Котенок нас пас. И стал солнцем для твоего мира.
— Ясно, контузило, — без особой убежденности сказал Лэн. Потрогал порванное на груди Крыло, но ничего не стал спрашивать.
— Теперь у вас будут рассветы и закаты, — сказал я Лэну. — А ночью звезды, это солнца других миров. А еще есть радуга и… и…
Я снова заплакал. Лэн обнял меня за плечи. Спросил:
— Данька, а мне показалось или нет, что последняя Потаенная дверь в твой мир…
— Была в башне.
— А как же ты теперь?
Я промолчал.
— А Котенок… когда стал Солнцем, не мог вернуть тебя домой?
Я снова не ответил.
— Данька… Спасибо.
— Вот еще, — буркнул я, чувствуя, как пустота внутри тает — вся, до конца, заполняясь не то светом, не то теплом. — Словно ты бы по другому сделал.
— А кто был Настоящим врагом, Данька?
— Не спрашивай, ладно?
— Хорошо. Пойдем?
— Почему «пойдем»? Полетим.
Я расправил крыло. Ох и досталось же ему… От горячей земли шел ветер, я поймал его, даже не глядя Настоящим зрением. Следом поднялся Лэн. Мы мчались вверх, не сговариваясь, все выше и выше, словно хотели догнать Котенка, попрощаться или просто поблагодарить — за все. Но когда земля развернулась под нами цветным ковром — пока еще мрачным, черно-серо-бурым, с редкими пятнами темно-зеленой травы, а воздуха не стало хватать, Солнце было еще высоко.
— Теперь все изменится! — крикнул я Лэну, жадно глотая воздух. — Знаешь, как это красиво — леса, поля, реки — когда летишь над ними!
— А ты знаешь?
— Я догадываюсь!
Лэн засмеялся. Холодный ветер гладил нас, что-то тихо шептал, раскачивал в вышине. И нигде не было Тьмы. Нигде. Я знал, что даже там, куда Солнце-котенок еще не успел заглянуть, Тьма сменилась простой ночью. И Крылатые смотрят на звезды, а Летящие прячутся в самые глубокие норы.
— У нас есть Солнце! — крикнул Лэн.
— У нас есть Свет! — подхватил я.
— У нас есть Крылья!
— У нас есть мы!
И снова мы хохотали, планируя к горам — туда, где Крылатые сражались с Летящими. Нам не нужно было сговариваться, куда лететь, — мы знали это и так.
Нас ждали.
Маленькая кучка Крылатых стояла на ровном плато, откуда можно было видеть башню. Но смотрели они не на ее руины, и даже не на солнце, а на нас. Я увидел Шоки и обрадовался. Но потом увидел, сколько Крылатых лежат на камнях вокруг, — и вся радость куда-то ушла.
— Вы вернули солнце, — сказал Шоки, когда мы приземлились. Сказал даже не с радостью, а с изумлением.
— Мы все его вернули, — попытался возразить я, но Шоки лишь покачал головой.
— Что нам делать теперь? — спросил Шоки. Нормально спросил, без издевки, а словно ожидая приказаний.
— Да что хотите, — вмешался Лэн. — Кто хочет, может наниматься к торговцам. А кто хочет — просто жить.
Шоки послушно кивнул.
— Многие погибли? — риторически спросил я.
— Особенно среди взрослых, — кивнул Шоки. — Им досталось от Летящих, прежде чем мы смогли ударить.
— У кого-нибудь еда есть? — спросил Лэн. Со всех сторон к нам протянулись руки — с остатками полетных рационов. Крылатые знали, как пьет силы Крыло, и никто не счел вопрос неуместным. Пока мы ели, Шоки рассказывал, как шел бой, как Летящие зажали колонну взрослых в ущелье, но почти до конца не снимали постов. И лишь когда они перестали ожидать атаки и расслабились, Крылатые набросились на них из засады.
— Почти никто не ушел, — с хмурой ненавистью сказал Шоки. — А потом, когда взошло солнце, оставшиеся окаменели прямо в воздухе.
Наверное, нам бы еще многое могли рассказать. Про каждую минуту боя и про то, как погиб каждый из ребят. Только я это все слушать не хотел. И Лэн, наверное, тоже.
— Мы полетим, — сказал я Шоки. — Ладно?
Шоки запнулся на полуслове и с сожалением спросил:
— Так скоро? У вас еще есть какие-то дела?
— Нет, — вмешался в разговор Лэн. — Но мы ужасно устали. Полетим домой, отдохнуть.
— Конечно, — кивнул Шоки. И, словно осененный неожиданной мыслью, спросил:
— А мне можно с вами? Надо сообщить в город, как дела.
Я пожал плечами. Почему бы и нет?
Шоки с видом человека, которому оказали огромную милость, подозвал к себе кого-то из Старших, смутно знакомого мне по единственному визиту в Клуб.
— Гнат, вы с Алком остаетесь руководить Крылатыми. Я лечу в город, а вы прочешете окрестности и развалины башни… А где Алк?
Гнат поморщился. Неохотно сказал:
— У него ранили Младшего. Они там, у обрыва.
Шоки, не говоря ни слова, зашагал к обрыву. Мы с Лэном двинулись следом.
Алка я узнал, он сидел вместе с Шоки за столиком в Клубе, когда я туда приходил. Наверное, они были друзьями.
