Глааман, имеющий право спрашивать, догнал лошадь Эйлар перед последним поворотом. Он тяжело дышал, и ритуальные поклоны никак не попадали в такт движению. Эйлар придержала коня.
– Эйлар Ваас, дочь господина по крови и праву… – начал Глааман. Легким кивком Эйлар позволила ему отбросить остатки титула.
– Уммилис, слышащий неслышимое, узнал голос Ранда Вааса, нашего господина. Он просит тебя поторопиться, Эйлар Ваас. Он хочет сказать большую новость.
Глааман умолк, и лишь взгляд его, молодой, откровенно цепкий, продолжал скользить по телу Эйлар. Она не обратила на это внимания. Раб может желать свою госпожу. Он может даже любить ее. Это не имеет значения.
– Что еще сказал Уммилис?
– Ничего, Эйлар. Слова господина были не для наших ушей. Он ждет тебя и просит поторопиться.
Эйлар окинула взглядом предстоящий подъем. Пять миль вдоль колючего леса, населенного ночными монстрами. А солнце уже садилось, лишь краешек оранжевого диска виднелся между горами. Полагается разбить лагерь – стражники в наружном кольце, больные и раненые во внутреннем, Эйлар, трофеи, рабы с правом голоса – в центре. Так полагалось.
– Глааман! Скажи стражникам, что они пойдут так быстро, как ходит сильнейший из них. Скажи им, чтобы они убивали чудовищ на тропе. Скажи слабым, что они пойдут за нами – их защитой будет Храм.
– Что делать с трофеем, Эйлар?
Девушка оглянулась. Семиметровое глянцево отблескивающее тело болотного змея несли безымянные рабы. Они уже отстали на три сотни шагов, и двигаться быстрее не в их силах.
– Пусть ищут расщелину, где можно спрятать змея. Пусть заложат ее камнями – и охраняют до утра. С ними Храм. Скажи, что они получат имена.
Эйлар хлопнула шипастым браслетом по шкуре лошади там, где опытные рабы удалили чешуйчатую броню. Лошадь перешла на бег, и арбалетчики ускорили шаги. Один из них, распахнув плащ, выстрелил в сторону леса. Темный бесформенный комок сорвался с ветвей и покатился на дорогу, выбрасывая вокруг беспомощные плети щупалец.
Эйлар снова пришпорила лошадь. Близилась ночь.
Замок Ваас казался скорее частью скал, чем человеческим жилищем. Его построили много веков назад, и в череде дней затерялось все: имя строителя, если он имел его; имя первого хозяина, если он не принадлежал к роду Ваас.
Подъемный мост медленно опустился над глубоким рвом, наполненным черной, густой, хлюпающей жидкостью. Эйлар соскочила с коня, бросила поводья подбежавшим конюхам. Обернулась, оглядывая остатки отряда: Гонууск, начальник стражи, Глааман, Уммилис, еще с десяток слуг, чьи имена были не важны.
– Теплой воды и мыльного сока, – приказала она в пространство. – Быстрее! Я не могу идти к отцу в таком виде.
Кто-то из девушек-служанок помог ей снять охотничий пояс и арбалетную перевязь. Другая, совсем еще девчонка, торопливо расшнуровала высокие кожаные сапоги. Глааман, которому младший раб принес чистый плащ, бросил его на каменные плиты внутреннего дворика замка.
Эйлар стояла на колючем шерстяном плаще, терпеливо дожидаясь, пока служанки натрут ее пенящимся соком и омоют теплой водой. Затем, кивнув Глааману в знак того, что его услуга замечена, надела тонкую тунику и пошла к двери в отцовскую башню. Гонууск, в перемазанных разноцветной кровью доспехах, следовал за ней, словно существовала в мире опасность, способная угрожать Эйлар Ваас в ее собственном замке.
Стражник у дверей шагнул в сторону, открывая проход. Эйлар потянула на себя тяжелую дверь из каменного дерева – и остановилась.
В башне пахло чужим ветром. Здесь терялось ледяное дыхание Челдара, едва уловимой нитью доносились болотные зловония замка Гууса, бледным следом угадывалось разнотравье Шелда. Винтовая лестница шла вверх, освещенная редкими смоляными факелами, но даже их пламя вздрагивало и меркло, ощущая дыхание чужого мира.
– Гонууск, – тихо приказала Эйлар, уверенная, что тот не упустит ни слова. – Если к рассвету я или отец не спустимся вниз – ты уничтожишь башню. Все, кто захочет последовать за нами, лягут в костер…
Она начала медленно подниматься по ступенькам. Рука то и дело искала оставленный у дверей арбалет. Страх мешал мыслям. Отец наконец нашел другой мир, и в этом была причина, стоившая жизней двух десятков рабов.
Лестница кончилась. Эйлар постояла у последней двери – тускло-серой, многократно оплавленной. Здесь уже не годились дерево и сталь, только золото и свинец служили защитой от безумия чужих миров. Род Ваас был достаточно знатен и могуществен, чтобы позволить себе свинец.
Ожидание оказалось хуже самого страха, и Эйлар стала торопливо снимать запоры. Засовы из стали и свинца, золотые клинья в дверных щелях, отравленная паутина вокруг рукояти… Она повернула рукоять, и дверь плавно раскрылась.
В круглом зале со сводчатым потолком не было обычного набора предметов ученого-господина. Не было стеклянных колб с мутными жидкостями, извлеченными из тел молодых слуг, не было мраморных столов с этими телами. Ранд Ваас был еще молод и не заботился об эликсире бессмертия. В круглых окнах, затянутых тончайшим стеклом, не стояли конусы смотровых труб. Ранд Ваас не любопытствовал деяниями соседей, и даже когда над горами плыли Зеркальные облака, не разглядывал в них мутные отражения чужих владений. Что же до звезд – горячих и холодных, – Ваас слишком хорошо знал прямые пути к ним.
Путь открывал серебряный обруч – укрепленный на тонких янтарных подставках овал, стоящий посреди зала. В обруче плавала радужная пленка, именно оттуда и шел легкий ветер с запахом чужого мира. Эйлар принюхалась. Гарь, копоть… И сотни незнакомых запахов, не просто мертвых, а и не бывших никогда живыми.
Отца в комнате не было. Он прошел сквозь овал.
Эйлар обогнула обруч. Все то же: радужная муть, порывы чужого ветра. Она вздохнула и пошла вдоль стен, разглядывая красочные фрески. Ей слишком редко приходилось бывать в башне отца, чтобы упустить такой момент.
Вот первая. Самая яркая из всех – ее пощадило пламя, вырвавшееся когда-то из серебряного овала. Замок Ваас, кажущийся не таким старым, как сейчас. Два всадника, два брата, выезжающие из ворот: Ранд Ваат и Ранд Ваас. Длинная вереница слуг, следующих за ними.
Вторая фреска. Отец и Ваат дерутся спина к спине на Золотых барханах. Серые тени кочевников устилают желтый песок вокруг.
Третья фреска. Братья в городе Мертвых, в городе, где никто не жил и не будет жить. Слуг с ними совсем мало.
Четвертая фреска. На нее можно глядеть часами, ибо это фреска с изображением Храма, а немногим дано постичь и передать его величие. Храм огромен, он затмевает полнеба. Собранный из черных и зеркальных квадратов шар висит над землей, опираясь на тонкую каменную руку. Это рука Бога, удержавшего мир от падения в вечное пламя Авук.
Пятая фреска. Братья стоят в зале, и он так велик, что в нем поместился бы весь замок Ваас. Храм признал их достойными и теперь готов исполнить любую просьбу.
Эйлар улыбнулась. Она знала просьбу своего дяди – волшебную стену, чтобы оградить его замок от врагов. Храм дал обещанное – и Ранд Ваат навсегда избавился от страха за свою жизнь. И получил клеймо труса – ибо постыдной была просьба. Нет лучшей защиты, чем мужество, нет лучшего оружия, чем доблесть…
Отец отказался и от защиты, и от оружия. Глядя вперед – ибо никого не встретили братья в Храме и голос богов шел от стен нечеловеческой белизны, – он рассказал свою историю.
Он был старшим в семье и по праву владел замком. Он умел обращаться с оружием, и никто не смел похитить его слуг или бросить вызов роду Ваас. Он не хотел проливать кровь свободных, присваивая себе их рабов. Но отец желал умереть, прибавив славы своему роду. Он попросил у Храма дверь, ведущую в иные миры – туда, где есть и опасность, и слава, и новые рабы для рода Ваас. И Храм исполнил обещанное. Он дал отцу серебряный обруч – и тот превратился в его проклятие.
