Но в основном надписи были нецензурными.
– Любители дешевых эффектов, – пробормотал Валентин. Пнул дверь, но осторожно, чтобы не отбить ногу, и пошел направо. Пес подозрительно покосился на него, Валентин сделал вид, что подбирает с земли камень. Обиженно гавкнув, собака скрылась за баком.
Выйдя на Огородный, Валентин заколебался. Но все же подошел обратно к двери агентства.
Закрыто.
– Ну да. – Валентин постучал. Выждал, постучал еще.
Клацнули замки, дверь открылась. Заспанный пожилой человек с выпирающим над ремнем пузом недружелюбно спросил:
– Ну, чё тебе?
– А… – Валентин заглянул через его плечо. Телевизор на столе выключен, в коридоре свет погашен. – А мне в агентство!
– Пить надо меньше, – сказал охранник. – Ночь на дворе.
– Так вы же без перерывов и круглосуточно…
– Круглоуюточно! Какой дурак ночью пойдет в агентство?
Дверь захлопнулась.
Валентин посмотрел на табличку.
Почему-то его добила «четверть третьего».
– Не перерабатывают, – сказал Валентин сам себе с невольным восхищением. – Нет, вот ведь паршивцы!
Розыгрыш.
Дурацкий и умеренно сложный.
Но зачем?
– Очень смешно! – громко сказал Валентин. – Я постараюсь написать про вас такую же смешную статью!
На его беспомощную угрозу никто не отреагировал.
В довершение всего машину Валентин поймал только через полчаса, когда дошлёпал по лужам до Алтуфьевки.
Глава вторая,
в которой я понимаю, что получил все сполна и даже больше того
На миг я ощутил тоскливую холодную пустоту в груди – будто сердце засбоило, пропустило удар, замерло, раздумывая, не потребовать ли от хозяина отпуск… В глазах защипало. Нога ухнула в пустоту.
– Ступенька, милорд, осторожно, милорд! – весело напела за спиной Инна. – Не упадите!
Я протер ладонью глаза.
Отнял руку от лица.
И замер.
Мусорного бака, бродячей собаки, луж – больше не было. Не было дождя.
Не было и двора, собственно говоря.
Маленькое квадратное помещение. Под потолком – несколько круглых плафонов, светящихся неярким белым светом. Один плафон раздражающе мигал. Стены, потолок, пол – все черное, металлическое, грубое, грязноватое. Особенно пол…
Я обернулся – за спиной оказалась невысокая прямоугольная арка. Тоже металлическая, но почище и матово-серая. От арки шел легкий запах озона.
Почему-то я не запаниковал.
Только сердце забухало в груди.
Собственно говоря, объяснение могло быть только одно. Для розыгрыша все было умопомрачительно сложно, в галлюцинации или гипноз я не верю. Выходит…
Выходит, я не на Земле?
Я в этом самом далеком-далеком космосе, куда так опрометчиво попросился. Требуются пилоты. Три года. Потом – возвращение… если выживешь.
Я вдруг представил, как там, на Земле,
Выйдя на центр зала, я огляделся. Если я вошел… перенесся через эту арку, то должен быть и другой выход. Более обычный.
Словно в ответ на мои мысли, в стене заскрежетало. Гладко пригнанная, почти неразличимая дверь открылась вовнутрь.
И я увидел Инну.
Вот только облегчения мне это не принесло. Да, это была та самая девушка, которая только что открывала передо мной дверь. Вот только выглядела она совсем другой.
Комбинезон из серебристо-серой ткани, множество карманов, какие-то сумочки, притороченные к поясу, высокие ботинки, нашивки на рукавах… Что-то среднее между туристическим снаряжением и военной формой, обычно такое носят мужики, старающиеся выглядеть мужественнее. Кожаная планшетка в руке тоже добавляла милитаристских аллюзий.
Ну ладно, это, в конце концов, ерунда.
Очки в другой оправе – тоже мелочь.
И на светлые волосы можно не обращать внимания, для женщины перекраситься – все равно что для мужчины рубашку сменить.
А вот то, что на лице у Инны не было ни грамма косметики – вот это серьезно. Я таких девушек хорошо знаю. Они могут и ватник надеть, если на даче предстоит поработать. Но вот не подкрасить губы, глаза, хоть чуть-чуть за собой не поухаживать, перед тем как выйти на люди – никогда!
Я один такой случай знал. Из редакции, где мы вместе работали, девчонка-фотокорреспондент поехала на Кавказ, три месяца провела в «горячей точке». Когда вернулась обратно – вроде все было нормально. В глазах, правда, что-то неуютное появилось, но это если всматриваться. А вот про косметику она словно забыла. Нет, за собой следила, все было нормально, но вот помаду или тушь у нее ни в руках, ни на лице несколько месяцев обнаружить было нельзя. Будто она не понимала, зачем это вообще нужно.
– К чему весь этот цирк? – спросил я.
Инна поморщилась. Потом понимающе кивнула.
– Вас, очевидно, отправляла… я?
– Вы.
– Все не так, как вы подумали. Два года назад я сама завербовалась на Станцию. Так что извините… но за ту дуру, что сидит в офисе на Чистопрудном, я не отвечаю!
– Не на Чистопрудном. На Огородном проезде.
– О Господи, опять переехали… – Инна махнула рукой. – Вы как, в порядке? Пойдете со мной?
– А у меня есть выбор? Можно вернуться?
– Нет. Но вы можете упереться и сидеть здесь, пока не оголодаете. Силой вас никто никуда не потащит. Как вас зовут?
– Валентин.
– Меня Инна… впрочем, вы же знаете. Я здесь отвечаю за прием рекрутов. Идем?
Я пожал плечами.
Если это все правда, то никакого смысла буянить нет. Если я и впрямь стал жертвой невероятно сложного розыгрыша, то тем более. Напротив. Надо вести себя спокойно и невозмутимо, но одновременно иронично. Так, чтобы со стороны невозможно было понять – верю я в происходящее или изящно поддерживаю розыгрыш…
– Идем, конечно, – сказал я. – Раньше сядем, раньше выйдем.
Инна испытующе смотрела на меня. Потом переложила планшетку из правой руки в левую. Оказалось,
