Старший барака врезался в стену, замотал головой, разворачиваясь. Но я уже был рядом. Не торопился, ждал, пока Клей замахнется, отчаянно, уже понимая, что охотник и жертва поменялись местами.
Я перехватил бьющую руку – это оказалось не сложнее, чем поймать качающуюся на ветру ветку. И хруст, когда кости бывшего Наставника сломались под моими пальцами, был таким же деревянным и не страшным.
Он закричал, но в нем было очень много сил и воли, в этом пожилом крепком человеке, решившем учить меня жизни. Пинок в низ живота – сильный и точный.
Я не чувствовал боли.
Боль – для других.
Отныне и навсегда.
Я еще раз перегнул ему руку – в плече. Это слабый сустав, а боль рвущихся мышц – посильнее, чем от сломанной кости.
Их было трое, бросившихся ко мне, стоящему над поверженным Клеем Гартером. Остальные не вмешивались. Они оказались дальновиднее.
По удару на каждого. Большего не нужно. В живот, в нервные центры. Я не знаю, куда следует бить, но это знают мои руки. В узлы парасимпатической нервной системы, в те центры, что через мгновение взорвутся нестерпимой болью. Три тела, корчащихся на полу.
Я хочу еще!
Мне нравится
Голос светловолосого типчика долог и вязок. Он успел выскочить в тамбур и вернуться с лопатой. Держит ее неумело – похоже, не для всех в санатории обязательна трудотерапия…
Подставив руку, я принял сверкающее лезвие на запястье. Рубашка лопнула, вспоротая острой сталью.
Из царапины на коже выступила капелька крови.
Левой рукой я взял парнишку за лицо, сдирая кожу с порозовевших щек, и швырнул на ряды коек. Он врезался головой в металлическую стойку и затих.
– Спасибо, куалькуа, – прошептал я Чужому, пропитавшему мое тело, тело человека с Земли.
Боль. Тяжесть. Распирает голову.
Там маленькое землетрясение. Пропасть, отсекшая мое прошлое, выворачивается наизнанку, вздымается горой.
Как больно…
Слишком много слов. Новых слов. Слишком много памяти.
Я – не Никки Ример!
Я – Петр Хрумов!
Концлагерь можно назвать санаторием, но разве это что-то изменит?
– По местам, мразь! – прохрипел я.
Люди шарахнулись от стола. К койкам, к сомнительной привычности отведенных им мест. Даже троица, попытавшаяся вступиться за Клея, заковыляла прочь.
– Убрать его!
Двое послушно оттащили бывшего Наставника на койку.
– Врач… есть? – уже тише спросил я. Один из заключенных нерешительно поднял руку. – Займись… им.
Я сел у стены, закрывая лицо руками.
Слишком много новых слов. Слишком быстрый переход. Дед, школа, училище, фирма, Хикси, счетчик, Данилов, алари…
Я ведь убивал их по-настоящему!
–
Голова раскалывалась от боли. Сердце замедляло свой бег.
– Ник Ример, я хотел бы обратиться к вам…
Я открыл глаза. Слова не сразу обрели смысл. Я только учился думать на двух языках сразу. Агард Тараи стоял передо мной. Некрасивый мрачный коротышка с усыпанной лишаями головой. Свою вязаную шапочку он стянул и комкал сейчас в руке.
– Говори, – сказал я.
– Пациенты шестого барака санатория «Свежий ветер» ждут ваших распоряжений. Прошло уже двадцать минут, Ник Ример.
По земным меркам ему было лет пятьдесят. Здесь другие годы, но срок жизни немногим больше…
Я посмотрел на людей, застывших у своих коек. Бледный паренек всхлипывал, потирая голову. Клей лежал, его левая рука была обнажена и обмотана прозрачной тканью. А он помоложе Тараи, ему сорок – сорок пять…
– Что с ним? – спросил я.
– Перелом и вывих плеча. Завтра Клею будет трудно работать.
– Пусть отдыхает, – прошептал я.
Агард поглядел на меня с молчаливым удивлением. Замялся.
– А остальные?
– Всем спать, – велел я. – Утром людям приходят более правильные мысли, чем вечером.
Дьявол! Надо же, как исковеркалась пословица, пройдя сквозь сито их языка!
Зато обрела некую непривычную глубокомысленность. И форму приказа – не отводя от меня глаз, люди стали укладываться.
– Хорошо, Ник Ример.
– Зови меня Ник, – попросил я.
Агард пристально всматривался в мое лицо.
– Если это тебя не раздражает, – добавил я.
– Нет, пожалуй… Ник.
– Выпивка еще осталась? – спросил я.
– Да.
– Есть здесь укромное место? Надо поговорить.
Агард молча кивнул. Пошел к столу, наполнил две кружки, кивнул мне. Я двинулся следом. По койкам пробежал легкий шепот.
Тараи открыл неприметную дверь в стене. Остановился, уступая дорогу.
Вежливость или ловушка?
Я вошел.
Приятная комнатка.
Мягкий ковер на весь пол. Экран на стене, правда, без терминала. Столик, широкий диван, два кресла.