Я не стал ничего спрашивать. Видимо, один сигнал означал срочный сбор на острове…
Пока мы неслись к замку, я подумал, что по мостам либо плетутся еле-еле, либо бегут сломя голову. Середины не существовало. И мы бежали изо всех сил, а солнце уже опускалось в море, и небо багровело, словно наливалось кровью.
Первыми к острову прибежали ребята, дежурившие на южном мосту. Когда подоспели мы, то увидели тесно сбившийся возле восточного моста кружок. Там были девчонки, Тимур, Сержан, Януш… все. Они не дрались, не разговаривали. Они стояли и смотрели на что-то, лежащее между ними. У меня вдруг стали подкашиваться ноги. Наверное, я слишком быстро бежал… Вслед за Толиком, который неожиданно грубо растолкал ребят, я втиснулся в кружок.
На мраморной террасе, которая стала багровой, как заходящее солнце, лежали Ромка и Игорь. Тот, который просто Игорь… У Ромки была рана на груди – узенькая полоска с запекшейся кровью. А у Игоря что-то с головой, что-то такое страшное, что я не смог посмотреть внимательнее. Меня начало подташнивать.
Сержан вдруг схватил Тимура за плечи:
– Где Остап?
Я не сразу понял, что он про Игоря-длинного, его фамилия была Остапенко.
– Он прыгнул с моста. Его ранили… – Тимур попытался освободиться из рук Сержана, это у него не вышло, и добавил: – Смертельно ранили.
– Где Костя? – никак не реагируя на его слова, спросил Сержан.
– В замке, – ответила Рита. – Наверное, тоже… У него стрела в груди сидит, мы вытаскивать побоялись…
Сержан закричал изменившимся голосом:
– А ты почему живой, Тимур? Они дошли до замка, а ты драпал?
– Оставь его! – Рита оттолкнула Сержана. – Тим все делал правильно. Остынь.
Илья негромко произнес:
– Чего ругаться-то, теперь всем крышка…
10. Безумный Капитан
Мы похоронили ребят в дальнем конце острова, за лесом. Крис и Малёк, они пришли, как только село солнце, помогли Сержану и Янушу рыть песок. Неглубоко, потому что под песком был камень. Я стоял в стороне и с внезапным ужасом понимания думал, что на их месте мог оказаться и я. Ведь на этот мост вначале выпало идти именно мне… Я почти не знал погибших ребят – ни Ромку, ни обоих Игорей, – просто не успел еще с ними подружиться. Но мы бы подружились, я это чувствовал. Игорь-длинный был моим ровесником, а Ромка с Игорем помладше, но они были веселыми ребятами и еще утром над всеми подтрунивали. Только тогда я ничего этого не понял, я никого из них не знал…
Я не хочу врать, что мне стало очень горько. Если бы убили Криса, или Толика, или Игорька, вот тогда я заплакал бы, и не от страха, а от жалости. А сейчас у меня жалость была такой, словно при мне кого-то сбила машина. И жалко, и суетишься, пытаясь помочь, но знаешь, что через день-другой в памяти не останется боли. Я злился на себя за такие мысли и все пытался почувствовать настоящее горе. Но ничего не получалось. Во мне были только страх, сострадание к молчаливому стоящему рядом Тимуру, эта самая недолгая жалость да еще стыд перед Ромкой и Игорем, что я не могу вот так разреветься, как Толик. Потом мы еще немного постояли, не решаясь уходить, словно бросить ребят одних было бы предательством. Януш тихо шептал, и я решил, что он молится. В Польше многие верят в Бога.
…Уже в замке Тимур рассказал, как все было. Они сразу, с самого утра, почувствовали неладное. Обычно Тридцатый остров выставлял на мост троих-четверых, а сегодня пришли семеро. Но до самого вечера «тридцатка» в драку не лезла. Наверное, выжидали, пока ребята расслабятся. И дождались. Оставался какой-то час дежурства, когда один из мальчишек с Тридцатого стал уходить обратно, к своему замку. Это был обман. Он отошел шагов на пять, за ним перестали следить, а он вдруг резко повернулся и выстрелил из арбалета, который держал в руке. Стрела попала в плечо Игорю-длинному, но тот все-таки выстрелил в ответ, и даже удачно: враг упал или убитый, или тяжело раненный.
Но у «тридцатки» был еще один арбалетчик, он выстрелил в Игоря и попал тому в голову. Игорь упал, он сразу потерял сознание. Его ударили по лицу еще раз, мечом, но тут Ромка бросился вперед и заколол одного из нападавших. Другие стали отступать, и Ромка кинулся следом, не сообразив, что будет один против пятерых. Его ударили в грудь, подоспел Тимур и оттащил Ромку назад. Положение было жутким. Один Игорь был ранен в руку, другой без сознания, а у Ромки кровь даже не текла, а хлестала из раны. Наверное, удар пришелся по какому-то сосуду, и Ромка хоть и оставался в сознании, но слабел с каждой секундой. Тогда Игорь-длинный взял меч в левую руку и велел Тимуру уводить раненых. Игоря приходилось нести на спине, Ромка вначале шел сам. Потом ослабел вконец, и Тимур стал волочить обоих, хорошо еще, что под уклон. Оглядываясь, он видел, как Игорь-длинный дерется левой рукой. Его почти сразу прижали к ограде моста, и тогда он отбросил меч, схватил одного из нападавших и вместе с ним перекинулся через перила. А Тимур был уже у самого замка, когда увидел, что для Ромки Игра кончилась навсегда. Навстречу ему выбежал Костя, помог дотащить ребят. Девчонки пытались перевязать Игоря, но тот вдруг начал задыхаться, и они ничего не смогли сделать…
Тимур с Костей сумели оттеснить врагов назад. Тех было четверо против двоих, но они увидели, что по другому мосту бегут еще мальчишки, и кинулись назад. Лишь один раз выстрелили, почти не целясь. И Костя упал…
За окнами темнело – стремительно и бесповоротно, в щели начал сочиться холод, даже от стен потянуло прохладой. И все сильнее и сильнее били о берег волны. В коридорах стало темно и неуютно. Я прошелся по ним. Попытался заглянуть в Костину комнату, но Рита меня выгнала. Я только услышал, как он дышит – у него что-то пузырилось на губах, хрипело, – и понял, что вряд ли мы ему поможем.
Постепенно все стали собираться в Тронном зале. Там по крайней мере горел камин, и хотя на весь огромный зал тепла от него не хватало, но зато было светло и как-то спокойнее. На каждой стене горело по факелу, и от нас тянулись по полу длинные нескладные тени. Я подумал, что нашим теням на полу зябко и неуютно, потому что в замке пол всегда холодный. Впрочем, и нам сейчас было не лучше…
Я подошел к одному из окон. Море ревело почти у самой террасы. Она вся была залита водой с тающими хлопьями пены. По небу сплошной пеленой неслись облака: редко-редко проглядывала какая- нибудь звездочка и тут же исчезала. Я порадовался, что сегодня не надо идти на встречу с Ингой.
Ветер рванул особенно яростно, где-то вверху зазвенело бьющееся стекло. Толик зло выругался, зачем-то пнул ногой стену. Стене, конечно, ничего не сделалось, а Толик, хромая, отошел к дивану. Меломан вздохнул и встал у окна рядом со мной.
– Давайте решать, что будем делать, – сказал Крис. Он сидел у камина, на своем «командирском» стуле. На коленях у него лежал меч.
– Что делать-то? – спросил Сержан. – Тима поутешаем. Вон он как, бедненький, горюет. Или поблагодарим Толика. Он на той неделе дежурил на восточном мосту, врагам спуску не давал. Вот и раззадорил «тридцатку»…
– Замолчи!
Толик метнулся к Сержану, вырывая из-за пояса меч. Я с ужасом увидел, что деревянное лезвие начинает серебриться, стальнеет.
Сержан отпрыгнул к стене, тоже потянулся к оружию. Но тут между ними оказался Тимур. Секунда – и Толик с Сержаном оказались на полу, скорчившиеся от боли, сразу ставшие одинаково маленькими и беспомощными. А Тимур стоял в каратистской стойке: одна рука у пояса, другая у лица, словно ожидал продолжения.
– Так, бунт подавлен. Спасибо, Тимур, – спокойно произнес Крис. – Еще раз повторяю, для Сержана: никто из нас в случившемся не виноват. Я тоже убивал врагов и тоже отступал… Ладно. Завтра пойдешь на восточный мост, там и проявишь эмоции.
Сержан с Толиком медленно сели в разных углах зала. Тимур устроился между ними, прямо на полу, словно не чувствуя холода. Я заметил, как он переглянулся с Крисом, и внезапно понял: именно они решают судьбу острова.
– Ребята, мы потеряли сегодня четверых бойцов.
– Троих! Костя живой, нечего его отпевать, – вскинулся Толик.
