— Повезло, — повторил я за Гесером.
Игрушечный телефон, который я забрал у Кеши, жег мне карман. Я не знал, рискну ли нажать на кнопку и проиграть то, что на нем записано. И записано ли там вообще что-то.
Но хорошо хотя бы то, что сумеречная тварь ничего не понимает в современных детских игрушках.
Часть вторая
Смутные времена
Пролог
— Сегодня урок проведу я, — сказал Городецкий. — Анна Тихоновна заболела.
— А что с ней? — забеспокоился Павел. — Что-то магическое?
— Холецистит, — ответил Антон.
— Это можно вылечить заклинанием, — сказал Павел. Ему было двадцать с небольшим, он был из поколения, выросшего на компьютерных ролевых играх и книжках о Гарри Поттере.
— Можно, — согласился Антон. — Но зачем, если можно выпить желчегонное?
— Магией быстрее, — не сдавался Павел.
— И сложнее. Как ни странно, но проще всего магическому лечению поддаются смертельные заболевания. Банальные простуды, желчные колики и геморрой легче вылечить обыкновенными средствами. К тому же всегда стоит экономить силы и возможности магического вмешательства.
— Зачем? — Павел оглянулся на остальных учеников, будто ища поддержки. — Мы гораздо сильнее Дневного Дозора.
— Вот об этом и поговорим, — кивнул Антон. Прошелся по классу, разглядывая учеников — десять Иных, десять будущих магов и волшебниц. Шестеро взрослых, четверо детей и подростков. Обычные пропорции — возраст, в котором удается определить в человеке Иного, бывает самым разным. Младшему ученику, пророку Иннокентию Толкову, — десять с половиной, старшему — волшебнице Галине Станиславовне, пятьдесят два года. Кто-то из них придет в Дозор, а кто-то решит продолжить жить человеческой жизнью… почти человеческой. — Сколько, на ваш взгляд, учеников в Дневном Дозоре?
— Десять, — сказал Павел.
— Увы. — Городецкий покачал головой.
— Сто, — ответила Надя.
— Ответ не засчитывается, — сказал Городецкий. — Ты слышала об этом дома.
— Ну и что? — возмутилась Надя. — Какая разница, где я слышала?
— Ну, ты все равно ошиблась, — пожал плечами Антон. — Это было давно.
— Сто пятьдесят три, — пробормотал Иннокентий.
— Ответ засчитывается, — кивнул Городецкий. — Хотя я считал, что у них сто пятьдесят один ученик, но спорить с пророком не стану. О чем нам говорит эта диспропорция?
— О том, что плохих людей на свете больше? — тихо спросила Галина. До инициации она была учительницей русского языка и литературы старших классов в маленьком подмосковном городке. Антон полагал, что она имеет право на такое предположение.
— Не людей, а Иных! — поправил Денис. Тридцать с небольшим лет, бывший военный, уволенный из армии в ходе реформы. Как ни странно, его человеческая профессия и специализация Иного совпадали — из него обещал получиться неплохой боевой маг.
— Извините, Денис, но все-таки людей, — тихо, но твердо сказала Галина Станиславовна. — Иные не рождаются плохими или хорошими… как и люди, впрочем. Иные становятся на сторону Света или Тьмы исходя из своего душевного состояния на момент инициации…
— Одно замечание, — сказал Антон. — Кто хочет поправить?
Руки подняли несколько учеников. Антон кивнул Фархаду, бывшему менеджеру нефтяной компании из Казани. Состоявшийся в жизни человек, достигший успехов в бизнесе… такие не часто становились Светлыми Иными.
— Светлые и Темные — это не значит хорошие или плохие, добрые или злые, — сказал Фархад. — Если уж делить человеческими мерками… то это альтруисты и эгоисты. Те, кто хочет лучшего для окружающих, и те, кто хочет лучшего для себя.
— И порой во имя личного блага Темные Иные способны нести добро окружающим, а Светлые — причинять зло, — кивнул Антон. — Верно. Хотя я удивлен, что вы плаваете в самых основах… Итак, что означает пятнадцатикратный перевес в числе учеников Дневного Дозора по сравнению с нами?
— Среди людей гораздо больше эгоистов, — сказала Галина Станиславовна.
— Ночной Дозор хуже ищет будущих Иных, — предположил Денис.
— Обе версии хорошие, — сказал Антон. — Пока не будем уточнять, насколько они верны. Скажите, а почему при этом сохраняется баланс сил между Дозорами?
— Потому что вы — Высший Иной, — сказал Денис. — И еще Гесер, и Светлана… а Наденька — вообще Абсолютная волшебница!
Городецкий кивнул:
— Правильно. Численность Ночного Дозора ощутимо меньше, но при этом среди нас больше сильных магов. И, возвращаясь к предыдущему вопросу, такая ситуация является обычной на протяжении многих веков.
Темных действительно больше. Светлые действительно сильнее. В целом — существует паритет. Именно поэтому не стоит, Павел, по малейшему поводу использовать магию. Там, где есть возможность довериться науке, — стоит ей доверяться.
Павел кивнул, хотя, судя по взгляду, Городецкий его до конца не убедил.
— Антон, делались попытки как-то изменить баланс сил? — спросила Галина Станиславовна.
— Конечно, — кивнул Антон. — Самая глобальная из них называлась Великой Октябрьской революцией. Коммунистическая идеология построена на альтруизме, и российским Дозорам был санкционирован этот эксперимент. По сути, это наибольшее вмешательство Иных в человеческую жизнь после Ренессанса, Великой Чумы и независимости Северо-Американских Штатов.
— И Темные позволили? — удивилась Галина.
— Конечно. Во-первых, они нам задолжали…
— За независимость США? — хмыкнул Денис.
— Нет, за Ренессанс. А во-вторых, по мнению Темных, распространение среди людей коммунистической идеологии должно было привести к росту эгоизма и темных эмоций.
— И они оказались правы? — возмутилась Галина.
— Нет. Мы все ошибались. Это никак не изменило баланс эгоистов и альтруистов, ни в мире, ни в России. После этого негласно возобладало мнение, что пропорция «один к пятнадцати», а точнее — «один к шестнадцати» является константой, отражающей соотношение альтруистов и эгоистов среди людей.
— А как, допустим, в США? — поинтересовался Давид Саакян. Семнадцатилетний старшеклассник был инициирован всего месяц назад, и его интересовало абсолютно все.
— В США, Швеции, Зимбабве, Северной Корее, Эстонии, Бразилии… да где угодно — пропорция та же самая. К сожалению, выяснилось, что ни общественный строй, ни уровень жизни, ни главенствующая идеология не имеют никакого влияния на соотношение потенциальных Светлых и Темных. Потому оно и константа. Сильные социальные потрясения, конечно, вызывают изменения в ту или иную сторону — но они рано или поздно сглаживаются. Принадлежность к христианской, мусульманской или любой другой религии тоже не меняет пропорции.
— Папа, но этого не может быть! — возмутилась Надя. — Люди везде ведут себя по-разному!