— Не знаю. — Рука Кантарии легла на дверную ручку. — Мог же он и курьера послать… Черт, все- таки в «Жазиль» пошел…
Поручик действительно скрылся в дверях кафе «Белокурая Жазиль», не дойдя до «Свободной России» каких-то полсотни шагов. Тем не менее Егоров вышел из машины.
— А если на связь выйдут? — спросил Кантария.
— Дай сюда рацию! — Егоров сел обратно в машину.
Динамик в машине оживился:
— «Земля» слушает.
— Я — «Луноход-один», — сообщил Егоров. — В поле наблюдения подозрительный объект.
— Действия объекта?
— Пока никаких, однако не исключено дистанционное воздействие на «Луну».
— Продолжать наблюдение. Подкрепление будет через десять минут.
— Есть! — подтвердил Егоров приказ.
Кантария пожал плечами: мол, ждать так ждать, не впервой. Егоров достал из кармана мятный леденец, закинул в рот и сердито захрустел.
Прошло пять минут. Кафе покинули парень с девчонкой, толстый господин в широкополой шляпе и плаще до пят помог выйти своей даме роста прямо-таки гренадерского и попытался поймать для нее такси. Дама попыталась поцеловать господина, тот отмахнулся и с выражением крайней досады удалился прочь. Дама постояла еще немного, ожидая, очевидно, что мужчина вернется, потом тоже махнула рукой и, спотыкаясь, побрела в противоположную сторону.
— Во дает! — Кантария плюнул с досады.
— Ты чего?
— Баб пьяных не люблю.
— А что смотришь тогда? — хмыкнул Егоров.
— На работе потому что! — огрызнулся Кантария, потом округлил глаза и выскочил из машины.
Егоров только рот открыл, когда увидел, что напарник торпедой несется к пьяной дамочке, и тут до него дошло, что дамочка спотыкается не потому, что слегка перебрала, а по причине неумения ходить на каблуках. Создавалось впечатление, будто элегантные сапожки на шпильках жмут ноги богатырски сложенной женщине.
— Да это мужик! — заорал Егоров и прыгнул на место водителя.
Кантария вовремя понял, что баба — не баба вовсе, а переодетый поручик Голицын, и бросился на перехват. Голицыну до входа в «Свободную Россию» оставалось пятьдесят шагов, а Кантарии до поручика — полста метров и двадцать из них — через проезжую часть. Оперативник ринулся напролом, не обращая внимания на негустой, в общем-то, поток транспорта.
Автомобилисты реагировали на внезапно появившегося посреди дороги мужика вполне адекватно: гудели клаксонами, выглядывали из окон и кляли самыми последними словами. Голицын не мог не услышать шума за своей спиной и оглянулся. Увидев стремительно приближающуюся фигуру, он понял, что его все- таки выследили и валять дурочку не имеет смысла, теперь все решают скорость и маневр. Поручик скинул страшно жмущие сапожки и припустил по тротуару босиком: он только что позвонил из туалета Распутину и попросил, чтобы охранник на входе впустил атлетически сложенную женщину без пропуска.
Кантария оценил маневр: если не успеть поймать Голицына сейчас, то выцарапать его из-под опеки депутата будет весьма непросто, поэтому вытащил пистолет из кобуры и прицельно швырнул в спину «бабе».
Тем временем Егоров на автомобиле никак не мог сдвинуться с места мостовая сильно обледенела. Он сдал чуть назад, аккуратно вырулил и, едва почувствовал сцепление колес с дорогой, утопил педаль газа в пол. Шины взвизгнули, и машина пулей вылетела на середину дороги.
Пистолет пребольно ударил Голицына под колено. Поручик взвыл, но скорости не снизил, потому что иначе — суд и Сибирь. Однако секундной его задержки Кантарии хватило, чтобы сократить расстояние почти вдвое. Он лишь мог предполагать, что делает сейчас его напарник, потому что гул, площадная брань, визг тормозов и звон битого стекла лавиной надвигались на преследователя и преследуемого.
Когда до «Свободной России» оставалось метров пять, Голицын почувствовал, что его хватают за плечо. Он резко остановился, и локоть его ткнулся в лицо бывшего подчиненного. Кантария охнул и схватился за сломанный нос. Поручик для верности пнул оперативника поддых и готов был уже нырнуть в спасительную дверь, как в нее врезалась «лада-спец», перекрывая путь к спасению.
Сидевший за рулем Егоров вскинул пистолет, и от его голоса, казалось, по стеклам побежали трещины:
— Мордой в пол, падла, или я за себя не отвечаю!
Чтобы у Голицына не возникало никаких иллюзий, он выстрелил. Пуля просвистела над ухом поручика, и тот послушно плюхнулся на обледенелый асфальт. Егоров привычно глянул на часы.
Прошло ровно семьдесят секунд с того момента, как Кантария выскочил из машины.
— Послушай, Виктор Палыч, старого жандарма. Заговор нам только мерещится. Убийство царя — это тактика народовольца. Если человеку, который вхож во власть, захочется ее захватить, он постарается сделать это в первую голову цивилизованным способом: дискредитирует правительство и главу государства, выставит себя в самом выгодном свете и чуть подтолкнет силовые ведомства. Он даже чрезвычайного положения вводить не будет — зачем народ нервировать?
Комарик слушал, сжав губы в нитку.
— Эпоха дворцовых переворотов прошла, — продолжал Максим Максимыч, — и слава Богу, что прошла. Стоит признать, что версии наши ни гроша не стоят. Да, с Тульским версия интересная, красивая даже, но именно поэтому она неверна. Чтобы стать регентом, нужно по крайней мере быть близким к царской семье, а у нас что? Нет и нет. Я думал, что с Распутиным у нас все верно рассчитано, особливо когда орлы твои Голицына повязали у него на пороге. Тем не менее признайся — пустышки до сих пор тянули.
— Завтра аудиенция, Максим Максимыч, — напомнил Комарик. — Давайте про завтрашний день думать. Я думаю, завтра будет нанесен очередной удар.
— Опять друг твой подсказал? — скривился Исаев.
— Между прочим, господин полковник, — ротмистр сцепил пальцы и уперся взглядом в столешницу, — до сих пор Возницкий подавал весьма недурные идеи. Кроме того, как вы сами знаете, в его жилах течет царская кровь…
— Виктор Палыч, — полковник махнул рукой, — кровь ничего не значит, как показывает время. Если бы у него царские мозги были.
— Все-все-все, молчу! Тем не менее вероятность покушения во время аудиенции весьма высока, и ее во что бы то ни стало нужно использовать для задержания террориста.
— Слушай, а ты уверен, что китовраса нашего примут за императора?
Затрезвонил телефон.
— Слушаю, — снял трубку Исаев.
На том конце линии кто-то взволнованно залопотал.
— Чего? — Глаза полковника полезли на лоб. — Немедленно его ко мне. Посмотрев на ротмистра, Максим Максимыч усмехнулся: — Везучий ты, Витя. Папаша Возницкого нарисовался только что.
— Папаша? Этот… Марян-Густав?..
— Да-да, Юрин отец. Сейчас приведут.
На пропускном пункте бушевал скандал.
— То есть как это — нет в списках? — психовал господин, увешанный кофрами и сжимающий в руках запотевший с мороза штатив. — Официальное приглашение в качестве оператора — это вам что, баран чихнул?
— Успокойтесь, успокойтесь, господин Призоров, сейчас все выяснится, ваше приглашение унесли к распорядителю, возможно, вы проходите по отдельному списку.
— Решайте быстрее, мне еще пристреляться нужно, я же здесь ничего не знаю. Безобразие какое!
