(Дождь прекратился. Скользкая тропинка вела вверх по склону, петляя меж кустов и деревьев. Впереди маячила черепичная крыша башнеобразной постройки. Последним испытанием оказались высокие, почти в рост человека, папоротники. Очевидно, они приняли на себя все мыслимые небесные осадки и с величайшим усилием сохраняли воду на резных листьях, чтобы дождаться путников и прицельно облить их. Каждую успешно попавшую за шиворот струйку Лунин встречал изысканным сквернословием на блатном жаргоне базового языка.)
Ходуля: Ага, хижина сбоку. Известная донельзя. Сколько раз проходил – все удивляюсь, откуда такое. Дом круглый, стены - плетень, окошек нету. А у входа чего не понашвыряно - черепки, железки ржавые, гнилые деревянные лопаты и колья. Все травой заросло. Крыша когда-то соломенной была, потом истлела, ветром туда семян травяных нашвыряло, проросли. Так что вместо крыши – зеленая дерновая шапка. Внутрь я ни разу не заглядывал и не хочу. Даже если кто скажет, что там сокровища самого князя Гур-Шуша зарыты. Ну, все, за поворотом - ограда будет, дошли, значится.
(На возвышенности стояла старинная постройка. Лет шестьсот назад здесь основали нечто среднее между монастырем и маяком. На верхнем этаже высокой башни горел огонь, видный издалека как с моря, так и со стороны суши. Этажом ниже гудел большой колокол. Башню обступали спальни «отцов- путеуказателей», пекарни и кузницы, прочие хозяйственные сооружения. Двор обнесен каменной оградой и даже рвом. Строили тогда на века, даже сейчас все было в весьма приличном состоянии.)
Ходуля: У младшего, который насчет подраться не промах, нюх точно собачий. Учуял он чего-то. Даже раньше меня. Остановился, руку молча задрал. Классный бы из него проводник вышел, конкретный. Ну и мне тоже почудилось, что кто-то тут побывал. Чего там и где – не могу скумекать, а вот скребет на душе и все тут. Постолбели у ворот малость да и вперлись с бережением. «Пахнет морем». –сказал тот, что помладше и поздоровше. Другой кивнул в согласии. А чего бы не пахнуть? Море – вон оно, влезь на ту дурилу каменную да глазей на здоровье в бинокль на воду. Сподручно так, все видно, как у дервиша пандейского на лысине. Ихняя лодка имперская всплывает, ракеты выбрасывает, я ракетами отвечаю, баранов своих вывожу на берег. Мне офицеры пароль, я им пароль. «Конвой сдан!» - «Конвой принят!» И шабаш, в натуре, разбежались, подальше от этих головорезов подводных…
Ходуля, Пешка и Гурон стояли посреди угрюмого вида комнаты в цоколе маяка-колокольни.
-Ждать станем. – объявил проводник и ткнул грязным пальцем вверх. Прогрессоры посмотрели. В потолке светлело квадратное отверстие.
-Высокохонько. – с уважением сказал Гурон.
-И лестницы нет. – добавил Всеслав.
-На кой? – спросил Ходуля. Он прощупал каменную стену, пересчитал, трижды, ошибаясь, камни в ряду. Подцепив один из них, вывернул из гнезда. В тайнике оказались топорик, котелок, какие-то свертки и бухта капронового каната с четырехлапой «кошкой». Проводник раскрутил и метнул «кошку». С третьей попытки железные зубья зацепились за края отверстия.
Проводник с неожиданным проворством взвился по канату.
-Ну там? – послышался его голос сверху.
-Нас приглашают. – вздохнул Лунин.
Гурон последовал примеру Ходули.
-А теперь обвяжись вокруг пояса. - приказал он, глядя вниз.
Всеслав был втянут, канат тут же убрали. На втором этаже можно было разместиться с относительным удобством: там имели место деревянные лежанки, камин, внушительная поленница березовых дров. Темная лестница без перил вела на третий уровень.
-Надежно тут. – заверил Ходуля. –Никто сроду не забирался. Вниз спускаться никогда не будем. Только сразу хворосту быстро насобираем на растопку, и все… А одному постоянно на чердаке надо дежурить, море обсматривать. Бинокля есть?
Гурон протянул проводнику кожаный футляр.
-Во вещь!– поразился тот. – Ух, ты! Как на пароход садиться станете, задари, а? Там все равно не пригодится, а если надо будет, даже получше надыбаешь.
-Подарю. -пообещал Гурон.
-Ништяк! Дуйте за хворостом.
У двери поварской Всеслав понял, что его беспокоит. К морскому бризу тут примешивался запах. Солоноватый, тяжелый, неприятный. И исходил он именно отсюда. Оставив вязанку сухих веток у входа и щелкнув предохранителем «Зурука», Лунин осторожно сошел по известняковым ступеням.
-Ты там? – спросил снаружи Гурон. –Эй, Пешка, слышишь?
За спиной послышались шаги. Впервые за все время Гурону изменила безукоризненная реакция и он ткнулся в спину окаменевшего Лунина.
На каменном полу поварской растеклась огромная багровая лужа. Над ней, привязанное за ноги к потолочному крюку свисало человеческое тело. Без клочка кожи.
Примечания:
[1] БВИ. (GPI:\H-3308-ParHist - GeoPol-111-SarakshGPNHEArchiv11p555)
[2] Начинается новая жизнь (латинск.).
[3] БВИ. Архив документации КОМКОНа-2 (GPI:\СС2-Archiv filesvolume0655file8365p111) Расшифрован.
[4] В натуре (иврит, сленг).
[5] Isaac Bromberg, You and Me, 'Red Peace and Global Truth', v.2, Ottawa, 2169, p.66
[6] Полет завершен. Каковы распоряжения?
ХОД 16
Это была настоящая жизнь.
Пиявец соглашался с тем, что после каждого рейда «Подруге» необходимо заходить в Хайцайскую базу на осмотр и ремонт, а команде и «змеям» приходится проводить время на берегу. Он жил, конечно, по правилам Белого Пояса, подчинялся требованиям Устава. Он никак не возражал против увольнительных, когда в Хайцае с приятностью тратится честно заслуженное жалование. Но все же настоящим своим местом в мире считал не тот берег, на который вразвалку выходит после похода, а тот, на который приходится выпрыгивать с карабином наперевес. Он признавал, что кровать в четырехместной комнате казармы удобнее жесткой полки в тесном отсеке субмарины, но полка была милее.
