Что может этому противопоставить изобразительное искусство? Или музыка?
Тов. Татлин создал парадоксальное сооружение[80] которое сейчас еще можно видеть в одной из зал помещения профсоюзов. Я, быть может, допускаю субъективную ошибку в оценке этого произведения, но если Гюи де Мопассан писал, что готов был бежать из Парижа, чтобы не видеть железного чудовища — Эйфелевой башни, то, на мой взгляд, Эйфелева башня — настоящая красавица по сравнению с кривым сооружением т. Татлина. Я думаю, не для меня одного было бы искренним огорчением, если бы Москва или Петроград украсились таким продуктом творчества одного из виднейших художников «левого» направления.
Как я уже сказал выше, «левые» художники — пока они остаются самими собой, — фактически так же мало могут дать идеологически революционное искусство, как немой сказать революционную речь. Они принципиально отвергают идейное и образное содержание картин, статуй и т. д. К тому же они так далеко зашли в деформации заимствуемого у природы материала, что пролетарии и крестьяне, которые вместе с величайшими художниками всех времен требуют прежде всего ясности в искусстве, только руками разводят перед этим продуктом позднего вечера западноевропейской культуры.
Никто не может искусственно породить гения или даже хотя бы крупный талант. Единственно, что может здесь сделать государство— это оказать всемерную поддержку гению или таланту, если бы он явился. И наше государство, конечно, ее оказало бы. Если бы кто–нибудь выступил с картиной хотя бы на одну пятую столь значительной по содержанию, как «Явление Христа народу» Иванова или «Боярыня Морозова» Сурикова, но с новым содержанием, соответствующим нашему времени, — я воображаю, какое это было бы всеобщее ликование и как радостно и партия и Советская власть откликнулись бы на подобное событие *.
* Ср. дарование звания народного художника Касаткину и т. п.
Но что мы имели до сих пор, например, в скульптуре? С первых же шагов власти Владимир Ильич предложил мне украсить Москву и Петроград бюстами великих мыслителей. В Петрограде это вышло недурно. Там, кажется, и до сих пор многие из этих бюстов остались. Они сделаны были в гипсе, но некоторые из них безусловно заслуживали бы быть переделанными в камень или перелитыми в бронзу. Но в Москве попытка окончилась полной неудачей, и я не знаю, был ли хоть один удовлетворительный памятник. Зато неудовлетворительных, вроде Маркса и Энгельса в какой–то ванне или Бакунина (который был настолько формально «революционен», что уже на что «левы» анархисты, а и они хотели взорвать этот памятник) — таких памятников было сколько угодно[82] Правда, обелиск, сделанный т. Андреевым (на площади Московского Совета) [83] прост и довольно приятен, но, во всяком случае, не этой ласточке принести с собой настоящую весну.
А в музыке? Буквально ничего, хоть шаром покати. Ни одного музыкального произведения, которое хоть сколько–нибудь отразило бы всю громадную массу революционных событий. И невольно, когда видишь это, когда слышишь протестующий шепот господ художников против неприятного времени, от самой глубины души восклицаешь: «Какие покойники!»
Но кроме произведений художественных в самом полном и глубоком смысле этого слова идеологическое искусство имеет еще другую, тоже общественно и художественно важную область, а именно — художественно–пропагандистское дело. Сюда относится плакат, революционная песенка или злободневные стихи, злободневная пьеска–агитка и т. д. В этом отношении нами было кое–что сделано. Плакатов издавалось много — они были большей частью плохие, но иногда и хорошие, и даже очень хорошие. Разъезжали агитационные труппы, далеко не всегда плохие. Были революционные пьесы, некоторые из них довольно яркие. К сожалению, я очень боюсь, что сейчас эта чрезвычайно важная задача — бросать в массы искусство ходовое, но все–таки непременно настоящее искусство (иначе и воздействия никакого не будет), — будет стерта[84] Главполитпросвет и его художественный отдел имеют совершенно ничтожные средства для этих целей.
Неужели хотя бы на минуту можно усомниться в гигантской агитационной силе правильно поставленной художественной агитации? И неужели хоть на минуту можно усомниться в том, что именно сейчас, когда дух мещанства нами самими вызван нам на службу[85] агитация и пропаганда являются для нас еще более нужными, чем прежде?
Художественные задачи Советской власти
Задача просвещения масс бесспорно является одной из центральных задач рабоче–крестьянской власти. В понятие просвещения входит и просвещение художественное.
Для рабочего и крестьянина и для их идеологов искусство не есть самоцель. Когда жизнь могуча, она делает из искусства не идола, а орудие для себя, для своего роста и развития.
С этой точки зрения особенное значение приобретает содержание искусства. Из этого не следует, чтобы форма могла быть поставлена на второй план, ибо в том–то и заключается очаровательная сила искусства, что оно, придавая тому или иному жизненному содержанию художественную форму, подымает способность его проникновения в человеческие сердца до неслыханной силы.
Для всех сторон жизни нашей страны центральным содержанием является борьба за социализм.
Это содержание бесконечно многогранно. Оно охватывает собой весь мир, оно заставляет человека смотреть иными глазами на космос, землю, историю человечества, на себя самого, на каждый миг жизни, на каждый предмет вокруг нас.
Это содержание может выливаться во все многообразие человеческого творчества, в частности — во все формы художественных произведений.
Социалистическое общественно–политическое просвещение масс, которое стоит в центре понятия просвещения вообще и почти покрывает его, не может, конечно, игнорировать такое гигантское орудие, как искусство.
Запомним это и подойдем к тому же вопросу несколько с иной стороны. Художественное просвещение имеет две связанные между собой, но тем не менее отличимые друг от друга стороны. Одной его задачей является широкое ознакомление масс с искусством, другою — стремление вызвать из них самих единицы и коллективы, которые сделались бы художественными выразителями народной души.
Что касается до активных проявлений со стороны самих трудовых классов, мы безбоязненно можем полагаться на них. Все, что выйдет из сердца передового рабочего или крестьянина, будет более или менее ярко освещено солнцем труда в его нынешней фазе — социализмом.
Но поскольку мы говорим о влиянии произведений всего существующего искусства на массы, постольку мы наталкиваемся на тот факт, что у нас ведь имеется искусство весьма разнородное, разноценное и по своему содержанию (или по своей бессодержательности) на разном расстоянии от нашего идеала находящееся.
Неверно думать, что распространение в массах знакомства с искусством несоциалистическим бесполезно или даже вредоносно. В это нарочитое варварство (как это ни странно при опыте, уже накопленном пролетариатом) впадает кое–кто и сейчас; отметим, что это лишь чрезвычайно редко бывают сами пролетарии и крестьяне, в большинстве случаев к этому тянутся примкнувшие к ним отщепенцы буржуазной интеллигенции. Ошибочность такой мысли понять тем легче, что количество произведений социалистического искусства пока ничтожно, художественная их высота малоудовлетворительна, и художественное просвещение масс поставлено было бы весьма непрочно, если бы мы свели все искусство к этому минимуму.
Художественное просвещение масс должно быть поставлено несравненно шире.
Мы уже сказали, что формальная сторона искусства представляет собой огромный интерес; только совершенство формы, то есть способность ее затронуть в человеке чувство, дать ему наслаждение, всколыхнуть в нем любовь к красоте, чувство красоты, только выразительность, экономность средств,
