опоэтизированы убожество и покорность, которые ей присущи так же, как и природа, полная грусти, — эту, вечно веющую над деревней, печальную песню уловил Есенин, и ее прекрасными звуками, очаровательными складками узорного плата народного он одевал все свои деревенские впечатления.
А, кроме того, все это сильно пахло ладаном. Купола в значительной степени закрывали весь пейзаж. Почерпнутые из духовных книг сравнения, церковщина, во всем своем многообразии, глядели из всех углов. Эти поповские представления и сравнения пронизывают во всех направлениях поэзию Есенина первого периода. И они создали ему очень широкий успех»
(8) В книжном тексте доклада об этом сказано:
«Такое было время, что и у мужичка готовы были „искать правды“, и мистицизмом увлекались, и за новинками гонялись. Понятно, что на Есенина обратили внимание: „Вы слышали Есенина? Вы, душечка, еще не слышали Есенина? Послушайте, очень интересно“. В меценатствующих на полкопейки кругах Есенин вошел в моду в качестве пейзана, пейзанского поэта: поет приятно, сладко — прямо как тульский пряник! — и притом несомненный мастер»
(9) В книжном тексте этот тезис изложен в следующих словах:
«Я не придаю большого значения тому, что в дооктябрьский и послеоктябрьский период у Есенина были порывы революционного чувства. Правда, он говорит: „Я большевик“. Но на самом деле это для него самого было довольно неясно. Он с восторгом говорил: „Пляшет перед взором буйственная Русь“. Элементы разинщины и пугачевщины имелись в нашей революции, и эти элементы доступны пониманию крестьянства, в том числе и Есенина»
(10) В книжном тексте вслед за этим идут следующие слова:
«Я так именно и писал в моем открытом письме к имажинистам, заявляя, что отказываюсь от всякого отношения к ним: вы воображаете, что, нарумянив вашу музу нечистотами, делаете подвиг, а я думаю, что вы устраиваете надругательство над собственной своей душой»
О письме Луначарского, опубликованном в «Известиях ВЦИК» (1921, № 80, 14 апреля), см. примеч. 5 к статье «Новая поэзия».
(11) В книжном тексте доклада характеристика этого, третьего периода в жизни и творчестве Есенина дана полнее. В частности, указывается, что
«он хотел спастись. Он был искренен, когда говорил, что „хотел бы я, задрав штаны, бежать за комсомолом“. Он и за Марксом сидел, зубрил, стараясь что-то понять. Но вещь эта была для него трудная: другое направление ума»
(12) В книжном тексте вслед за этой фразой идут следующие слова:
«Уже во второй период его жизни ужас этот сквозил в обращении к людям, которые его топят в водке, уже тогда появилась снова тоска по деревне, выступает сознание, что, может быть, он уже не нужен, вообще не нужен людям, которые строят будущее. Это выступает все время в напечатанных и в особенности в ненапечатанных в то время (например, „Черный человек“) стихах. Он видел свою гибель, его нежную, чуткую душу все сильнее угнетало это безвыходное, беспросветное крушение, в котором он винил прежде всего себя самого. Но он был прежде всего поэтом, и настроение это стало источником чудесных песен скорби»
(13) В книжном тексте эта мысль развивается далее так:
«Он решил: пороки сильнее меня, они убивают во мне поэта, хотят превратить меня в обывателя, который коптит небо, или в окончательного кабацкого пьянчужку, который когда-нибудь, потеряв все, будет стоять на углу и просить гривенничек на выпивку. Нет. Я их убью, потому что во мне еще жив, еще силен поэт.
Есенин хотел жить, как настоящий человек, или же не жить вовсе… И когда говорят (среди вузовцев это, кажется, особенно часто бывает), что Есенин погиб не потому, что он был ниже нашей действительности, а потому, что он выше ее, то в этом просто сказывается нездоровость мыслящих так. Оттого-то он и тосковал и пьянствовал, что у него советская поэзия не шла из уст»
(14) В книжном тексте далее следует:
«А часть публики вообразила, будто именно нездоровье это хорошо, и в его смерти увидела не тот своеобразный подвиг, который сводился к тому, чтобы разделаться с собой за то, что стал негоден, а какой-то род протеста. Против кого? Конечно, антисоветские, контрреволюционные элементы поняли смерть Есенина как протест против советского строя, который будто бы никого не устроил. А на это поддались и такие элементы, которые оказываются в скорбном положении, не понимая, что те вершины, которыми надо овладеть, могут быть захвачены борьбой другого порядка, чем военные позиции»
Иосиф Уткин. По поводу «Первой книги стихов»*
Впервые напечатано в газете «Комсомольская правда», 1927, № 42, 20 февраля.
Печатается по тексту газеты.
(1) Не совсем точная цитата из написанного в 1829 году популярного стихотворения Н. М. Языкова «Пловец» («Нелюдимо наше море»). Ср. Н. М. Языков, Собр. стих. («Библиотека поэта»), «Советский писатель», М. 1948, стр. 170.
(2) Имеется в виду стихотворение Маяковского «О дряни» (1921), заканчивающееся словами:
Скорее головы канарейкам сверните — чтоб коммунизм канарейками не был побит!
(3) Очевидно, имеются в виду произведения вроде пьесы С. Третьякова «Хочу ребенка».
(4) Повесть С. Малашкина «Луна с правой стороны» (1926) в искаженном виде рисовала быт нашей молодежи и вызвала резкое осуждение советской общественности.
(5) Выражение, ставшее в 20-х годах ходовым для обозначения отсутствия поэтического элемента в любви (от названия рассказа Пантелеймона Романова, напечатанного в 1926 году).
(6) Цитата из стихотворения Уткина «Свидание»,
(7) Имеется в виду «Повесть о рыжем Мотеле».
Марк Колосов*
Впервые напечатано в журнале «Молодая гвардия», 1927, № 5, май. Перепечатано в книге: «Писатели
