врачи, видно, считают, что я испекся, готов... Нет, фигу им! А видишь этого здоровяка? Жалко парня — отсчитывает последние дни. А внешне ведь — ни-ни!»
Во второй мой визит Вольф Григорьевич попросил, если возможно, достать и принести черной икры. Больше у него ни на что аппетита не было.
Пришлось исколесить буквально всю Москву. Все же в одном из маленьких отдаленных ресторанов мне удалось раздобыть грамм сорок. Тут же поспешила отвезти «драгоценный» гостинец в клинику. Пропустили и на сей раз, и Вольф Григорьевич несказанно был рад и мне, и икре. Теперь уже улыбка без натяжки, и я вижу, что дело идет к поправке.
А молодого крепыша в палате уже не было... Он умер.
Кроме меня Мессинга регулярно навещала ведущая — Валентина Ивановская. Она старалась проявлять максимум терпения не только к Вольфу Григорьевичу, но и к капризам Ираиды Михайловны, что было не легко.
Окруженный вниманием и постоянной заботой, Мессинг быстро поправлялся, а через несколько недель сочли возможным выписать его из клиники. Только дома еще некоторое время требовался полубольничный режим. В конце концов эта угроза миновала, и следующий день своего рождения Мессинг встречал в добром здравии.
С того торжественного юбилея празднование всех последующих дат стали поручать мне, а я, признаюсь, с удовольствием бралась за эти хлопотливые обязанности.
Однажды день рождения решили отпраздновать в ресторане гостиницы «Советская», который некогда назывался «Яр». В концертном зале этой гостиницы Вольф Григорьевич всегда любил выступать.
В тот раз опять пришли медицинские светила: профессор А.А.Вишневский, Краковский и другие, нет нужды всех перечислять — он пользовался всеобщей любовью.
Дата была «солидная» и почетная — 70-летие!
Я заказала по сему случаю огромный торт и еле разместила в нем 70 свечей, но делала все тайком, хотелось сделать Мессингу сюрприз.
Гости торжественно уселись за стол, откупорили шампанское, внезапно погас свет. Вольф Григорьевич только успел пробурчать свое традиционное: «безобразие, понэмаете!», как я выплыла из темноты и вручила ему торт, освещенный мерцающими огоньками свечей.
Мессинг расплылся в улыбке и растроганно расцеловал меня. Сильный духом, он был слаб на обыденные и маленькие удовольствия.
Глава 33
Волжские перекаты
Летом 1967 года в стране шла невероятная свистопляска с подготовкой к празднованию пятидесятилетия советской власти, и пропагандистская шумиха несколько раздражала Вольфа Григорьевича.
Все концертные программы театров и эстрады неизменно привязывали к революционной или патриотической тематике.
Его «Психологические опыты» никак не укладывались в общий узор фанфарной программы, и решено было воспользоваться невольно сократившимся спросом на его выступления, чтобы отдохнуть где-нибудь в глуши на природе.
И тут кстати пришло Мессингу приглашение от медицинского начальства с верхнего Поволжья, где Мессинг не раз успешно выступал, а также давал консультации местным психиатрам.
У него завязалась дружба с очень многими людьми на самых разных уровнях, и вот теперь пришло любезное приглашение отдохнуть на волжских берегах.
Вольф Григорьевич, в свою очередь, пригласил меня с сыновьями и я, конечно же, не колеблясь, согласилась. Старший сын должен был присоединиться к нам позже — он был занят неприятной процедурой бракоразводного процесса.
В свое время Мессинг был просто поставлен перед свершившимся фактом, то есть приглашен на свадьбу в качестве гостя. И мне с укором выговорил за то, что предварительно с ним не посоветовались, раз уж он друг нашей семьи. Говорил он мне, что свадьба эта искусственная. «Ровно полгода — запомни, Тайболе, — только полгода брак продлится!» Увы, и в отношении Володи Мессинг оказался прав.
По-матерински я жалела сына, но с сумасбродной его половиной вряд ли кто мог прожить дольше. С тех пор Мессинг мягко, ненавязчиво, словно в шутку, интересовался сердечными делами Саши, видимо, боялся повторения Володиной ошибки. Женской интуицией я это понимала. Когда увлечение Саши одной женщиной приняло хронический характер, Вольф Григорьевич заподозрил что-то недоброе и в этом романе. Потому, думаю, он и пригласил на волжские каникулы меня вместе с сыновьями.
На Казанском вокзале Мессинга провожал незнакомый мне мужчина, вероятно, кто-то из больших чиновников, тайно ему покровительствовавших. А на другой день нас уже встречали давние друзья Мессинга, которые шумно приветствовали его на перроне. В старом, видавшем виды «газике» нас отвезли в пансионат, расположенный на живописном крутом берегу Волги. На территории пансионата протекала серебристая речушка. Двумя полукружьями она огибала дачное поселение и в ста метрах от него вливалась в волжскую ширь.
Свежеструганные, уютные финские домики светились желтизной досок и в сумерки в чащобе густой дубравы, и ночью, заливаемые лунным светом.
Мессинг взял с собой своих любимцев — собачек Пушинку и Машеньку, и эти болонки, после стесненности и духоты городской жизни дорвавшись до неведомого им ранее простора, с утра допоздна гонялись по даче как ошалелые. Да и мы все с первых же минут почувствовали, как нам недоставало этой тишины, благодати и погружения в природу.
9. В. Мессинг со своим любимцем.
Щедрый осенний гриб еще не пошел, но ежеутренне, сопровождаемые неистовым эскортом сновавших взад-вперед Машеньки и Пушинки, отправлялись мы в ближайшие сосновые посадки за маслятами, которые водились здесь в изобилии. С открытого берега видны были три запустелые деревеньки с изумительным архитектурным ансамблем старинных православных церквей, тоже уже ставших убогими от неумолимого хлеста времени, а в наши дни еще и от людского равнодушия. Но убогость их была лишь физическая, а духовное величие они излучали и поныне. В предзакатные часы храмы оживали: алые лучи солнца высвечивали остатки позолоты.
Мессинг мог подолгу любоваться печально-величественным зрелищем.
Питались мы тоже в романтической обстановке. По деревянному настилу без ступенек, но с перилами спускались мы к берегу, где в тихой заводи был пришвартован старенький колесный пароходик, переоборудованный под ресторан.
...Пароходик слегка покачивает, за окном — водная гладь и надсадные крики чаек, а на столе — аппетитнейшие керамические горшочки с домашним жарким, кружки с древнерусским напитком медовухой, а посуда вся сплошь из дерева — ложки, тарелки, хлебницы, расписанные хохломскими умельцами...
Вольфа Григорьевича сразу узнавали и служащие ресторана, а мы, признаться, иногда не без маленькой корысти пользовались этим. Просили приготовить нам собранные маслята со сметанной подливкой или засолить рыжики. А Саша, страстный рыболов, чаще всего в наших грибных вылазках не участвовал, а просиживал часами где-нибудь у коряги, выуживая белобоких подлещиков, красноперок, а если везло, то и знаменитую волжскую стерлядку. Иногда он приносил с добрых полведра трофеев, а радовался улову больше Саши Вольф Григорьевич, который тут же отправлялся на корабельную кухню с просьбой приготовить по его рецепту любимую им уху с дымком.
