знак удивления и восхищения чудом — Амосов, 25 декабря 1965 года».
Отдельные главы из этих книг раньше ему прочитывала вслух Ираида Михайловна, а у самого Мессинга по занятости все не доходили до них руки. И вот теперь он решил восполнить пробел. Да в его положении они были как нельзя более кстати: добрые и мудрые книги о силе духа и бренности тела.
Он всегда не только гордился друзьями живущими, но и свято хранил память об ушедших. И тогда почему-то сказал, показывая те книги:
— Вот видишь, на отсутствие друзей не могу пожаловаться... Навещают и дома, и здесь. А вот умирать я буду в полном одиночестве...
К концу лета 1974 года кризисные симптомы вроде бы миновали, Мессинг явно пошел на поправку, но с предписанием полного покоя. А сама я замоталась в вихре повседневных забот. В начале октября я уехала к морю, в Гагры — снять курортной беззаботностью усталость.
Окрепшая, загорелая, но простуженная, я возвратилась в Москву поздним вечером 30 октября. А уже наутро проснулась от надрывного телефонного трезвона: Господи, опять рабочие дни!
Но звонок был по иному поводу. Врач нашего института, извинившись за ранний звонок, сказала:
— Ваш друг Вольф Григорьевич находится у нас... Ему очень плохо, и предстоит тяжелая операция по замене подвздошных и бедренных артерий!..
Глава 42
Ну-ка, зеркальце, скажи...
Май 1981 года, пригород Детройта, штат Мичиган. Я в своей квартире, уютно развалясь на софе, смотрю развлекательную телевизионную передачу — викторину «Лицом к музыке». Я уже не раз смотрела ее, но именно сегодняшний тур вернул меня в прошлое.
В заключительной стадии игры — когда участникам предлагается сорвать довольно большой куш в 10 000 долларов — ведущий и оператор открывают окошко с первой фотографией — младенца — в будущем известного общественного деятеля или актера, музыканта, художника. Еще непонятно даже, мальчик это или девочка, но ведущий всякий раз поясняет: перед вами знаменитый мужчина, перед вами известная женщина. Следующая фотография — со значительно меньшим денежным вознаграждением — дана в более позднем возрасте: детство, отрочество, и так далее, до последних лет.
Редко, очень редко кто-нибудь угадывает будущую знаменитость в годовалом младенце. Но вот сегодня, едва первое окошко с фотографией засветилось, молодой человек, победитель предыдущего тура, мгновенно назвал имя дитяти. Даже ведущий был поражен (столь расплывчаты были черты детской физиономии) и спросил выигравшего первый приз — не приходилось ли ему раньше видеть эту фотографию?
Тот ответил, что нет, никогда раньше не видел...
Каким же образом ему удалось «дорисовать» те штрихи к портрету, которые десятилетиями наносила жизнь?
Великий французский писатель Марсель Пруст, почти на десятилетия предвосхитивший (в художественном наитии, а не в научном трактате) некоторые положения психоанализа Зигмунда Фрейда, объясняет подобный феномен так. Если подсмотреть девушку или молодую женщину, идущую двором или по улице, в минуту физической усталости и тогда, когда она абсолютно уверена, что ее никто не видит, внимательно вглядываясь в ее черты, можно представить себе облик этой женщины в пожилом или старческом возрасте. Причем, не обязательно быть проницательным психологом.
Что ж, такое проникновение сквозь толщу времени, которое еще «поработает» с живой «скульптурой», мне не представляется таким уж невозможным или сверх-естественным. Но как можно углядеть лицо зрелого человека в чертах совершенного несмышленыша одного-двух лет отроду?
Значит, тот молодой человек, быть может, сам того не сознавая, обладает даром видения с дальним прицелом, что ли, — способностью необычайной, однако, не подпадающей под готовые категории: телепатия, ясновидение и так далее.
И в тот же вечер я восстановила многие детали моего разговора на схожую тему с Вольфом Григорьевичем. Я как-то спросила его, не являются ли «младшими братьями» телепатии и парапсихологии графология и физиономистика. Не пересекаются ли его дарования со способностью графологов и физиономистов раскладывать по полочкам скрытые от глаз черты человека. И вообще, как он относится к известному присловью: глаза — зеркало души?
К неоспоримой точности этого афоризма Мессинг относился скептически, даже отрицал эту претензию на непогрешимость. Он говорил, что лишь в определенные минуты душевной раскрытости глаза могут что-то «говорить» о человеке, но не как о завершенном образе, а лишь о его состоянии в этот конкретный момент. Иными словами, это зеркало — глаза — больше отражает внешний мир, нежели внутренний.
О графологии — способности читать характер человека по его почерку — Мессинг отзывался уважительно и даже с чувством некоторой зависти к тем, кто обладает талантом видеть скрытый смысл в каллиграфии или небрежных каракулях. Сам он таким даром не обладал, и несколько пробных экспериментов, проведенных им с письмами друзей, успеха не имели. Видимо, здесь психическое начало трансформируется в материальные символы, а материя в телепатии — пол, а не потолок конструкции. Если вообще материальное можно принимать в качестве существенного ингредиента в такой «непрощупываемой» области, как парапсихология.
В той же плоскости — полностью в материализованных и готовых конструкциях — лежит и экспериментальная физиономистика, считал Мессинг. Ибо тысячелетние наблюдения зафиксировали взаимность определенных деталей и узлов человеческого лица с теми или иными чертами его внутреннего мира. Это и так называемые волевые подбородки, и проницательные глаза, и холодные узкие губы. Здесь налицо готовые схемы, которые легко научиться читать, ну, как чертежи, например. К наитию и интуиции они имеют весьма отдаленное отношение. Кстати, о тех же глазах. Еще древние египтяне отметили, что если при одинаковом размере глазного яблока у некоторых людей один глаз явно меньше другого, то это прямое свидетельство повышенной чувствительности, чрезмерной сексуальности. Но некоторые физиономисты умеют сбрасывать этот материальный балласт (не в ироничном значении этого слова) готовых формул и подниматься в понимании личности в более высокие области. Здесь правомерно предположить, что человек, способный отслоить внешние черты, чтобы заглянуть внутрь, близок к таланту ясновидца. И их значительно больше среди нас, убежденно говорил Вольф Григорьевич, чем это можно предположить. И не был ли тот молодой человек — участник телевизионной викторины — из того рода Homo Sapiens, что стоят над нами на ступеньку выше?
Как я уже говорила, Мессинг никогда не подчеркивал свою исключительность и уникальность. Никогда не относился враждебно к сообщениям о том, что где-то кто-то проявил свои телепатические способности. Напротив, по его настоянию во вступительное слово его ведущей (сначала его жены Аиды Михайловны, а в последние годы Валентины Ивановской) всегда вставлялась фраза о том, что многие — и, возможно, из вас, зрители, — обладают схожими способностями, которые им самим неведомы и которые у них просто не развиты. Вероятно, Вольф Григорьевич предвидел большое будущее парапсихологии.
Работая над своей книгой, я постепенно склонилась к мысли несколько расширить первоначальный замысел — дать объемное жизнеописание Вольфа Григорьевича, приоткрыть занавес таинственности в неизвестных эпизодах его деятельности. И пришла к выводу, что этого мало, что книга должна быть не только развлекательным чтением, но и побуждать к глубоким раздумьям, не без основания надеясь, что и среди читателей найдется кто-то, кого книга побудит к экспериментальным и теоретическим исследованиям в области тайн парапсихологии. Вот почему во многие очерки и зарисовки вкраплены размышления самого Мессинга, мои догадки и оценки, мнение ученых и психологов-практиков. Мне кажется несомненным, что мы стоим на пороге дерзновенных попыток науки проникнуть в эту покрытую пеленой таинственности сферу человеческого духа. И я буду бесконечно рада, если моя многолетняя работа подтолкнет чей-то пылкий и ищущий ум к смелым шагам в этом направлении. Я не думаю, что мой труд станет для кого-то тем, чем стало для Ньютона упавшее яблоко. Не жду и восторженного крика — «Эврика!». Однако втайне надеюсь, что смогу разбудить мысль пытливого читателя.
