нашего брата-охотника почему в тайгу тянет? Потому, что она полна сокровищ! Ещё никто не сумел подсчитать всех богатств тайги. Не только тех, что под землёй или в недрах гор, но и тех, что бегают по земле: мягкое золото.
— Вы говорите о пушнине? — переспросили мы.
— Конечно, о ней. И ведь тут, как и в геологии, без знаний, без наблюдательности охотнику в тайге делать нечего. Допустим, соболь. Он осторожен, хитёр, когда его преследуют, может целый день идти «поверху»: перепрыгивать с дерева на дерево, и хоть бы ему что!
Сибиряк помолчал, тяжело вздохнул и сказал:
— Нет, что ни говорите, трудный кусок хлеба у охотника!
Феклистов с нескрываемым интересом следил за рассказом Рогаткина. Я спросил: не охотник ли он? Геолог ответил утвердительно и добавил, что с нетерпением ждёт охоты в тайге.
— Значит, нашего полку прибыло, — заметил я, — вы, конечно, охотитесь на крупных хищников — на медведя, на тигра?
— Что вы, что вы! Я не настолько опытен, чтобы отважиться идти на медведя. А уж о тигре и говорить нечего. Больше всего меня интересует одно сокровище тайги — соболь.
— Соболь? — удивился Рогаткин. — Так ведь на него охотятся только зимой.
Геолог смутился, но его выручил агроном Холкин:
— По-видимому, вы хотите только наблюдать за соболем?
— Вот именно, — сразу же подтвердил юноша. — Я хочу… поближе познакомиться с жизнью этого зверька.
Рогаткин, спрятав улыбку, заметил:
— Очень интересное занятие. Только неудачное время года. Сейчас, в конце лета, выслеживать соболя почти невозможно. Просто удивляюсь, как вы этого не учли… Может быть, у вас ещё какое дело есть, а ради соболя в такую дальнюю дорогу кто ж пустится?..
Феклистов с минуту помолчал, потом произнёс негромко:
— Да, работы будет немало.
Такое объяснение звучало довольно скупо, и вся история с соболем показалась нам странной. Самый факт, что геолог увлекается наблюдением за соболем, был необычен. Или он подшучивал над нами, или скрывал действительную цель своей поездки. Заинтересовавшись, я спросил:
— Должно быть, вы едете в тайгу на геологические изыскания?
— Нет, моя поездка носит иной характер. Она связана с научной работой моего дяди — биолога. Он сам хотел поехать в тайгу, но его неожиданно послали на Международную конференцию в Стокгольм. И я еду вместо него…
Я невольно насторожился: неужели ещё одно совпадение?! Дело в том, что вместе со мной должен был ехать один биолог, который, как и я, принял в прошлом году приглашение старого охотника. И вот месяц назад мы с ним списались и обо всём условились, но в последний момент он позвонил, что выезжает в Стокгольм. В день своего отъезда я получил от него письмо, но торопился на вокзал и, не читая, положил его в портфель.
— Я знаю одного биолога… Анастасия Серафимовича Реткина, — неуверенно начал я. — Мы с ним…
— Мой дядя! — перебил удивлённый геолог. — Значит, вы тоже едете к Петру Андреевичу Чижову?
— Угадали, — рассмеялся я. — Стало быть, речь идёт об одном и том же приглашении. До полной компании не хватает ещё третьего — профессора Гулкова. Но он писал мне, что, к сожалению, поехать с нами не сможет: занят. Разве дядя ничего не говорил вам о нас, о нашем уговоре?..
— По правде говоря, он что-то об этом говорил мне, даже описал каждого из вас. Но в спешке я все запамятовал… Может быть, вам это покажется странным, но, право же, голова у меня была забита совсем другим!
— Понимаю. Я тоже не успел прочесть письмо вашего дяди…
Письмо биолога Реткина было коротко. Он сообщал, что у Чижова я встречу его племянника, Олега Андреевича Феклистова, и просил помочь ему в работе, которая, по-видимому, будет нелёгкой, но обещает быть интересной.
Письмо заставило меня задуматься: странное дело, Реткин просил помочь его племяннику, а ни словом не упоминал, о какой работе идёт речь.
— Насколько мне известно, дядя предупредил Чижова о моём приезде. На всякий случай у меня с собой ещё одно письмо… — сказал Олег.
— Значит, едем вместе…
— К сожалению, — возразил геолог, — я должен сойти раньше. Мне нужно задержаться в Чите по служебным делам. Так что у Петра Андреевича вы будете раньше меня…
— Передать ему письмо вашего дяди?
Моё предложение почему-то обеспокоило Олега. Он пытался улыбнуться, но улыбки у него не получилось.
— Спасибо, но не буду вас затруднять. Это ведь не к спеху, письмо я передам сам, — торопливо сказал он.
Наши попутчики внимательно следили за разговором, и Рогаткин высказался насчёт нашей случайной встречи:
— Хорошая примета! — Он помолчал. — Вот что, друзья мои, вам предстоит нелёгкий путь, а, сознайтесь, много ли вы знаете о тайге? По-видимому, столько же, сколько знает большинство людей: совсем немного или вообще ничего.
Я согласился, и сибиряк продолжал:
— Вот вы отправляетесь на охоту, в странствия по тайге. Попадаете в незнакомую обстановку… Если позволите, я немного подготовлю вас к этому.
Слова Рогаткина несколько задели меня: ведь он уже знал, что я не новичок в охотничьем деле, немало уложил волков и медведей. Заметив, что его слова обидели меня, Рогаткин примирительно произнёс:
— Ничего, Рудольф Рудольфович. Вы знаете Карелию, леса Архангельской, других северных областей, а ведь все это, батенька, не тайга… Кое-что о ней я вам расскажу, а вы потом убедитесь, прав ли был я…
Он помедлил.
— У меня особое отношение к тайге. Большую часть года я провожу в разъездах. Езжу по факториям и охотничьим кооперативам, заключаю договора на контрактацию пушнины. Сам я охотник и вырос в тайге. Когда-то я учился на медицинском факультете, затем перешёл на естественный. И хотя естествознание было моим любимым предметом, вышло так, что спустя два года я покинул университет: заболел. Вернулся в тайгу, и теперь я официальный эксперт и оценщик пушнины. Это моё основное занятие. А второе — пишу. Понимаете, невозможно не рассказывать обо всём, что видишь в тайге… Ну вот, — он смущённо улыбнулся, — вот и мучаюсь. Пишу дома, в поезде, на пароходе, пишу в любой обстановке. Сначала друзья надо мной посмеивались, но теперь поверили, что это совсем не забава… Ну, кажется, и всё о себе. О тайге скажу больше.
Я постараюсь воспроизвести здесь по возможности точнее рассказ, который мы тогда услышали.
— Изо дня в день идёт человек по тайге, и поверхностному наблюдателю всё в ней кажется одинаковым: полумрак, на высоких деревьях белеют сухие ветви, а на них гирлянды серого и серебристого лишайника… То и дело попадаются пни, сломанные деревья, пахнет гнилью, тлением — мрачно становится на душе у человека… Только резкий крик кедровки и стук дятла нарушают тишину, царящую в этом темно- ветвистом лесу.
Сначала тайга поражает своей суровой первобытностью. Как и много веков назад, на тысячи километров раскинулась она, мрачная и неприступная. Вместо упавших деревьев выросли новые. Молодая поросль поднялась над мёртвыми стволами, а в зелёных кронах прыгают белки и порхает любопытная кедровка.
Вплоть до начала нашего века в тайге сохранялся культ шаманов, прочно держались суеверия. Ещё сегодня в древних поселениях можно встретить остатки старых деревянных сооружений на высоких сваях: шаманы сжигали здесь жертвоприношения духам. На небольших тумбах тлели бобровые и собольи
