VIII
Снова Кусти бегает на дворе и повсюду, порой уходит на выгон с пастухом, только по ягоды его пока что не тянет. О том, что его так долго не было дома, Кусти как-то и не задумывается; мальчику кажется, будто он пошёл однажды утром по ягоды, а к вечеру в тот же день вернулся. Прошлые злоключения забыты, снова он сам себе хозяин. А вот Ити опять должна дома сидеть, за мальчишкой доглядывать.
А тот растёт на новых харчах не по дням, а по часам. Он выучил уже несколько новых слов, но особенно часто употребляет услышанное неизвестно где слово «чёрт». За это и за кое-какие другие привычки ему время от времени перепадает по мягкому месту, если не помогают Итины увещеванья и ласка. Ити, конечно, где только возможно защищает своего малыша и пытается предотвратить наказанье. Между прочим она заметила, что у этого дикого человечка, даже если он плачет вовсю, никогда не текут слёзы — странный мальчишка плачет без слёз.
Кусти этот вопрос мало интересует, он занят другим: нельзя ли мальчишку как-нибудь отмыть, побелей сделать? И однажды в субботу они ведут смуглого малыша в баню, парят его веником и так трут мочалкой, аж кожа скрипит. Но всё напрасно: кожа-то скрипит, но белей от этого не становится, отмыли мальчика дочиста — а он всё такой же.
В другой раз, когда Ити куда-то отлучилась, Кусти решил в другом счастья попытать — отпилил у мальчика рожки. Тот несколько дней походил с гладкой головёнкой, а потом они опять отросли. И ногти сколько у него ни стригут — те снова быстро отрастают, длинные и острые, точно шилья.
Тогда Кусти, несмотря на сопротивление сестры, делает новую попытку. Он спиливает рожки снова, а свежие срезы присыпает солью. Но скоро убеждается, что и это средство не помогает.
Так проходит день за днём. Из дней складываются недели и месяцы — уж близится осень. Итин подопечный растёт, как молодая ёлочка в бору, а вместе с ним растут и рожки, и его аппетит. И всё бы хорошо, только не слушается, совсем от рук отбился, ругается нехорошими словами и дёргает Ити за волосы на каждом шагу.
— Не знаю, что и делать с ним, — жалуется она брату со слезами на глазах. — Ведь был одно время послушный мальчик, а теперь совсем от рук отбился. Чем больше растёт, тем озорней становится. Мы с мамой ему штанишки сшили, думали, меньше будет шалить — куда там, ничего не помогает. Штанишки вечно мокрые, и меня бьёт, за волосы таскает ещё больше, чем раньше. Надо бы папе или дедушке пожаловаться, да они накажут его больно, а я этого не хочу.
— Вот-вот, — сердито поглядывает Кусти на приёмыша. — А я что тебе говорил? Не бери с собой! Теперь другого выхода нет, как отослать его обратно в лес.
Тут послышалось за окном птичье щебетанье. Кусти прислушался и быстро выбежал из комнаты.
— Да это же наша проводница! — кричит он с порога.
Под окном сидят на берёзе две птички.
— Кусти, здравствуй! — щебечет одна. — Как жизнь? Что Ити поделывает, как малыш, старухин сынок?
— Ох, птичка, — отвечает Кусти, — спасибо на добром слове! Мы-то с Ити хорошо живём, только сынок старухин очень огорчает нас своими проказами. А скажи-ка, кто это с тобой, не сынок ли твой? Вон как вырос!
— Ну конечно! — отвечает птичка. — Он это! И летает уже не хуже меня. Вот летим в тёплые страны, ваша зима не по нам, слишком холодна. Вот залетели попрощаться с тобой и с сестрой твоей, пожелать вам всего хорошего.
— Вот как? — ахает Кусти. — На зиму, значит, улетаете. Что ж, ничего не поделаешь. Погодите-ка чуток, я вам принесу подкрепиться на дорогу.
Тут и Ити выходит на крыльцо и изумлённо глядит, как брат с птицами разговаривает, как кормит их. Птички слетели на нижнюю ветку и клюют зёрнышки у Кусти с ладони.
Когда птички подкрепились, Кусти спрашивает:
— А скажи, птичка, не случалось ли тебе после нашего возвращения в той избушке бывать? Очень бы хотелось узнать, как там старуха живёт со своими страшилами?
— Там прямо чудеса, — отвечает птичка. — Из избушки все давно пропали, пустая стоит.
— Пустая стоит? — вроде бы даже пугается Кусти.
— Опустела давно, — говорит птичка. — А куда они все пропали, не знаю. Думаю, убежали, побоялись, что вы про них расскажете и их там отыщет кто.
— Хм… — Кусти многозначительно смотрит на сестру. — Слыхала? Значит, некуда нам теперь малыша отсылать.
— Не беда, — рассуждает та. — Как-нибудь и сами управимся.
Скоро птички взлетают ввысь, чтоб лететь в тёплые страны.
— Счастливого пути! — кричит Кусти им вслед. — Счастливо добраться! А вернётесь будущей весной — нас не забывайте!
IX
— Ну, Ити, — говорит Кусти, возвращаясь в дом, — теперь у нас и надежды нет от него избавиться — поди знай, куда старуха сбежала со страху. Ну да ладно! Осенью и зимой у меня больше времени будет, возьмусь тогда за нашего рогатенького. Посмотрим, может и из него толк выйдет. Ты своими нежностями разбаловала его вконец. Неужели забыла, как нас-то самих папа с мамой воспитывали?
— Только не бей его, пожалуйста, — наперёд защищает Ити своего подопечного.
— Первым делом ты не вмешивайся, если я за него возьмусь. Должен же он кого-то бояться, не тебя, так хоть меня. Мама и притронуться к нему не может, у папы никогда времени нет, дедушка старый, да и не найдёшь его в нужный момент. Значит, мне надо учить мальчишку уму-разуму.
И с этого дня Кусти приступает к воспитанию маленького строптивца.
Время бежит, на дворе уж дует холодный ветер, скоро снег выпадет.
Вот Итин воспитанник сидит у окна, царапает на стекле ледяные цветы, потом лезет в печь, вытаскивает горящую хворостинку и пытается поджечь хозяйкину пряжу. И так что ни день — то у него новые проказы. Один раз даже костёр из соломы развёл под кроватью и говорит:
— Ну вот, скоро закипит!
И всё же тумаки и шлепки, которые ему — в нужное время и по нужному месту — достаются, приносят свои плоды: мальчик уже не спорит так часто с Ити, больше слушается.
Однажды вечером, только лампу зажгли, приёмыш защемил нечаянно ногу в дверях. Мальчик скорчился от боли и готов уж был по своей привычке вцепиться Ити в волосы, но в последний момент как будто одумался и жалобно заплакал. И что ещё удивительней — на этот раз у него выступили слёзы на глазах.
— Смотрите, смотрите! — зовёт всех Ити. — У него слёзы!
— А малышу: — Не плачь, не плачь, маленький! Дай-ка сюда ножку, подуем, вот так, вот уже и не больно…
С этого времени маленький шалун стал заметно добрей и послушней. И хоть по-прежнему носится повсюду как егоза, он уже не делает того, что ему однажды запретили. Между прочим, и штанишки ему так часто менять уже не приходится.
Он уже не дичится Кусти, да и других на хуторе. И Кусти больше не воюет с ним, реже грозит прутом, старается добром обойтись. Даже дедушка, который на странного мальчишку всегда искоса поглядывал, теперь к нему подобрел. И тот платит тем же: начнёт дедушка трубку набивать, а малыш уж наготове с горящей хворостиной стоит, ждёт, когда можно будет поднести огня.
