тот, кто поднимет камень хоть на несколько дюймов, будет «настоящим мужчиной», а кому удастся приподнять тяжесть еще выше, тот будет произведен в богатыри, и все должны будут относиться к нему с особым почтением.
Невдалеке от силачей, обхватив голову руками, сидит на колоде Тоотс. Кентукский Лев погружен в раздумье. Ничто уже не радует его сердце. Да, было время, когда и он принимал участие во всех таких затеях, да и сам был застрельщиком великих начинаний, но – увы! – времена эти прошли. Завтра за ним приедут и увезут со всем его скарбом домой, и там ему придется заниматься постыдным делом – пасти скот. Кто бы мог предвидеть, что судьба выкинет с человеком такую штуку. Разве мог Тоотс думать, что ему, да еще сейчас, когда он мечтает о должности управляющего имением, придется идти в пастухи. Это был тяжкий удар, тем более тяжкий, что, по вине Кийра, об этом узнали и другие мальчишки, а те рады поиздеваться.
В толпе ребят, играющих в городки, раздается громкий веселый крик: кому-то посчастливилось одним ударом выбить за черту все пять рюх. Рюхи со свистом разлетаются, и одна из них подкатывается прямо под ноги Тоотсу. Тоотс смотрит на нее усталым взглядом, отталкивает ее ногой подальше и в то же время глазами измеряет расстояние между собой и игроками. Знатный удар! Ребятам придется долго разыскивать разлетевшиеся во все стороны рюхи.
Вокруг Тоотса начинают кружить две «птицы», преследуемые злым «ястребом»: по шуму и топоту можно подумать, что у каждого мальчишки несколько пар ног. Один из них хватает Тоотса за плечо и начинает прыгать взад и вперед, словно отплясывает с «ястребом» танец «Каэра-Яан». Черт побери, ведь Йоозеп Тоотс не камень и не пень какой-нибудь, чтоб за него прятаться! Пусть убираются отсюда!
Но разве в такой суматохе у кого-нибудь есть время слушать, что говорит Тоотс. Спасайся, кто может, от ястреба! Место игры имеет определенную границу: того, кто ее перебежит, объявляют ястребом, поэтому ребята не только прыгают вокруг Тоотса, но и готовы, если понадобится, ему и на плечи влезть.
«Прямо как комары», – думает Тоотс.
В этот момент кто-то нарочно или нечаянно подбивает колоду, на которой он сидит, и Тоотс падает навзничь.
– Ого-о! Мызный управляющий стойку делает! – кричат ребята.
Но не смейтесь, не смейтесь, вот как возьмет Тоотс эту самую колоду да как запустит в голову первому попавшемуся! Колода-то целая останется, а голова треснет, как орех. Пусть не думают, что если Тоотс на несколько недель идет в пастухи, так с ним навсегда покончено. Собственно говоря, он и не думает идти в пастухи, он просто будет дома изучать скотоводство.
– А что это такое – скотоводство? – спрашивают его.
– Ну, если ты, чудак, не знаешь даже, что такое скотоводство, – заявляет Тоотс, – так зачем ты вообще живешь на свете. Скотоводство – это скотоводство.
– Скотоводство – это значит, что Тоотс будет коровам колокольцы привязывать не на шею, а на хвост, – поясняет Имелик, пробегая мимо.
– Сам ты себе колокольчик на хвост привяжи, цимбалист несчастный, – отвечает ему Тоотс. – Ты лучше повесь свой каннель на черемуху и плачь под ней, как еврей у рек Вавилонских. А ноги свои свяжи узлом, дылда этакая, не то они у тебя перепутаются.
И правда, сам длинноногий, как комар, кулаками ветер по двору гоняет, а еще над другими насмехается! Пусть, пусть явится к нему на выгон, – Тоотс ему привяжет колокольчик на хвост, приделает рога да еще назовет его «Рыжий».
Один из силачей, Тоомингас, нечаянно уронил себе камень на ногу; он сидит сейчас на этом же камне и трясет ногой. Когда с него стяги-ксмот сапог и портянку, оказывается, что большой палец на ноге совсем синий. Под ногтем кровь. Ноготь этот теперь слезет, как панцирь у рака, и пройдет, наверное, несколько недель, прежде чем нладслец пальца сможет похвастаться новым ногтем. Кто-то из ребят рассказывает, что с ним однажды была точно такая же история: на бегу ущиб палец о камень… потом целых семь недель прошло, пока…
– Ну да, – замечает Имелик, – ты пальцем ударился о камень, а Тоомингасу камень упал на палец, так что тут дело затянется больше, чем на семь недель.
– Почему же больше? – спрашивают ребята.
– Да потому, что палец и камень – это не одно и то же, палец хоть немножко смотрит, куда ему идти, а камню все равно.
– Знаешь, Имелик, тебе бы в балагане играть, – советует ему какой-то мальчуган.
– Энтель-тентель-тика-трей, вухтси-кару-коммерей, – бормочет «считалку» маленький Леста, собираясь со своими сверстниками играть «в ястреба».
А обуреваемый мрачными мыслями Тоотс по-прежнему сидит на колоде. Скотоводство, несмотря на свое столь звучное название, видимо, не особенно его прельщает. А впрочем, как знать, может быть, и еще что-то терзает его мятежную душу, кто знает – ведь чужая душа потемки.
Постепенно вокруг него собираются ребята. Никто раньше не видел Тоотса таким серьезным, разве только в те дни перед рождеством, когда он торжественно обещал учителю решительно изменить свое поведение.
Тоотс вздыхает. Тоотс вздыхает! Вы только послушайте, ребята, Тоотс кряхтит и пыхтит, словно продал свой хутор, а деньги пропил. Не хватает еще, чтобы он заплакал, тогда он предстал бы перед мальчиками со всеми человеческими слабостями. Ребята, скорее сюда, давайте утешать Тоотса!
– Пойдемте хоть сейчас, – советует Кезамаа, – достанем сокровища старого Йымма, может, хоть это тебя развеселит.
– Да ну! – отвечает Тоотс и машет рукой. – Это только ночью можно сделать.
– Но ведь ночью там шишиги.
– Ах да, – вспоминает вдруг Имелик, – я вчера был на кладбище и видел, как там один чертенок бегал, с большой синей шишкой на лбу. Это, наверно, тот самый, которого, ты, Тоотс, глобусом по башке огрел.
Ребята хохочут.
