— Так ведь я вам ничего и не сказал! Только ох да ах!
— Мы с тобой уже двадцать минут разговариваем и успели много чего друг другу наговорить…
Мне пришла в голову занятная мысль.
— Знаете, — весело сказал я, — вы, наверное, применили ко мне принцип такой же, как к инопланетянам. Существует Нечто. Это Нечто имеет подавляющее превосходство. Поскольку трепыхаться все равно бессмысленно, и что делать — неизвестно, то оптимальным вариантом оказывается довериться этому Нечто. Вдобавок и информацию можно собрать.
— А ты не дурак, — заметил Владимир Алексеич.
— М-да… — протянул я. — Только информации вы от меня никакой не дождетесь, потому что я сам не понимаю, что вся эта фигня значит.
— Как тебе сказать, — промолвил полковник. — Бывает так, что и чемпион мира по шахматам не знает, что он чемпион. Но всего лишь потому, что пока не принял участие в чемпионате мира.
Тут мне стало даже немного приятно. Вот ведь! Я был единственный на всю страну! А глядишь, и на весь мир! Желание славы, желание стать исключительным и неповторимым, признание людьми — это вещи очень сильные, живут они в каждом мужчине. Только бы голову не потерять. Впрочем, еще неизвестно, кто я: чемпион мира или катастрофическая ошибка…
— А какой самый большой показатель коэффициента, кроме меня? — спросил я.
— Около шести десятых, — быстро ответил Владимир Алексеич. — Да, всего лишь шесть десятых… И это очень понятный коэффициент, потому что польза от конкретного землянина в космической войне, сам понимаешь, не может быть высокой. Среднее значение -
0,27 — довольно точно выражает эту пользу. Мы будем, каждый из нас, работать на подхвате, так сказать… Однако благодаря количеству людей мы внесем заметный вклад в операцию, и помощь наша весьма важна, весьма!
— Зато я буду просто сосредоточением ударной силы! Знаете, мне, наверное, дадут истребитель, — меня понесло, — ия как начну из лазера палить по этим ошметкам плазмы — мало не покажется! А потом я убью самого главного плазмача — и все, война закончится. Прямо как в «Звездных войнах»! А потом мне дадут две медали, нет, даже три! И я буду как Гагарин — мировая известность.
— Дай-то бог, — проговорил полковник. Он поднялся, я тоже встал. — Ну, — он протянул руку, — о разговоре нашем — никому! Ясно?
— Не маленький! А что, вы не будете на меня никаких устройств вешать? Маячков слежения? Может, вживить что-нибудь под кожу? Где он, наш герой, что с ним…
— Обойдемся без этого. Я уже сказал, что как-либо контролировать тебя — опасно. Мы, конечно, будем за тобой приглядывать… так, в целом… Но боюсь, что там, — он указал на небо, — это будет невозможно. Но один человек сейчас всегда будет за тобой присматривать.
— Это кто же? — удивился я. — Вы сами, что ли?
— Нет. Ты сам! — Он ткнул мне в грудь. — Я рассказал тебе все это в том числе и для того, чтобы ты сам принимал в этом сознательное участие. Теперь ты знаешь ситуацию и сам будешь всегда за собой присматривать.
6
Мне не спалось. Положив руки под голову, я пялился в темноту спортзала, блуждая взором между проступающими в сумраке стойками нар. В распахнутые большие окна залетал тихий шум ночного города: то от вокзала донесется гудок поезда, то машина проедет где-то, то весь город словно вздохнет, как огромное живое существо. Правду сказать, вокруг меня сейчас сопела, кряхтела, а иногда даже стонала во сне целая орава мужиков, но это звуковое оформление мозг научился не воспринимать и фильтровал его в обход сознания. А вот сверчок, который жил где-то в спортзале, пробивался в сознание довольно настойчиво. Его скрежет многим мешал спать, но все попытки отыскать, где эта зараза прячется, ни к чему не привели. Он и сейчас то и дело порывался заголосить, но как-то неуверенно: начнет — и сразу замолкнет, начнет — и замолкнет.
Я все думал о разговоре с фээсбэшником. Никак не удавалось сложить в единое целое получавшуюся картину. «Зачем я?» — вот был главный вопрос. Может, ФСБ ставит на мне какой-то эксперимент? Может, вся эта история — спектакль? Но для чего? Я был самым обычным человеком. Возможно, на меня просто пал случайный выбор. Взяли, как подопытного кролика, среднего представителя выводка — и теперь изучают. Но смысл такого эксперимента невозможно представить.
А если все правда? Тогда вообще ничего не понятно. Получалось, что на мне сошлись гравитационные и вероятностные поля. Распределенные в пространстве, они случайно в точке существования массы моего тела приняли критические значения. Да уж… Это был сюжет для целого блокбастера. «Мальчик! Ты избранный! Ты обладаешь суперспособностями! Мы научим тебя тайным наукам! Выпей эту красную таблетку — и мы отвезем тебя в тайную школу супергероев, где ты будешь летать на метле и постигать древние знания!..» Замечательный сюжет!
Ко всему прочему, я не верил, что фээсбэшник был со мной откровенен до конца. Ну не может такого быть! Эти спецы такую подготовку проходят — мама не горюй! Они все там психологи, интеллектуалы, да еще и черный пояс по карате у каждого в шкафчике висит. Играл со мной полковник, ох играл! Все складно у него получалось, да ведь так и надо для эффекта достовер
ности. Вот только его игры мне не разгадать ни за что. А сказка про доверие — хорошая, конечно, сказка, да только в жизни немного иначе всегда получается. Никогда человек до конца чужому не доверяет, всегда оставляет ходы про запас. Зачастую даже без расчета, по наитию. У каждого есть своя голова на плечах — и ей-то он больше всего в конце концов верит. Свой разум — он понятнее. И, кстати сказать, А- рэй… Ведь он тоже разумен. Разумный принцип. Что же получается? У него, значит, тоже свои интересы могут быть. Помогать-то он помогает, но и себя не забывает. А что на уме у разумного принципа — это хоть сто лет думай, не придумаешь… Я тяжело вздохнул. Задачка складывалась очень не простая.
Снизу, со двора школы, раздалась какая-то возня. Стараясь не шуметь (хорошо еще, что я сплю на «первом этаже»), я спрыгнул с кровати и на цыпочках подбежал к окну. Снаружи висела темень, черными массами возвышались деревья. Вдруг я понял, что шум шел с другой стороны. Перебежав зал, я высунулся в створку с противоположной стороны. По дорожке к КПП подбегали, придерживая фуражки, трое военных. Сами ворота уже открывались, и, едва дождавшись зазора, на территорию школы заскочил «уазик». Он тормознул перед офицерами, выхватив их светом фар, почти сразу рванул к зданию и завернул за угол, где был вход. Трое офицеров понеслись обратно.
Повисев еще минут десять на окне, я больше ничего не дождался. Ворота закрылись. Никто больше не бегал. «Уазик» обратно так и не выехал. Вздохнув, я вернулся на койку.
— Ты что там? — спросил сверху Геннадий.
— Да так… подышал воздухом, — прошептал я. — Спи!
Через минуту все вокруг накрылось покрывалом тишины. Я зевнул. Ладно, будем спать. Придумать я ничего сейчас не придумаю. А уж если захотят меня какие-либо силы призвать на свою сторону — тогда и будем разговаривать: что, да как, да какая кормежка, да сколько дней отпуску… Я устроился поудобней и закрыл глаза. Опять заскрежетал сверчок. У него явно был нелегкий период в жизни, как и у меня. «Чирк!» — замолкнет — «чирк! чирк!» — замолкнет. Придурок… Вдобавок к сверчку, с улицы вдруг донесся протяжный собачий вой… Но я уже не мог размышлять о животных и погружался в бесконечность сна…
…Я проснулся и обнаружил, что не лежу, а сижу. И почему-то не открывались глаза. Тут же понял, что глаза открывались, — просто вокруг абсолютная темень. Слишком темно. Оглянулся — ничего не видно, ни окон, ни нар. Непроглядная чернота, без всяких признаков пространства. Нащупал рукой нос — руку вроде видно, но совсем чуть-чуть. «Сплю?» — возникла мысль. Я поморгал глазами — и вдруг посветлело. Ни хрена не понимая, я снова огляделся. Все стало как обычно: ночь, сумрак, распахнутые окна, силуэты нар… Нет. Не как обычно. Весь наш отряд сидел точно, как я. Все поднялись с подушек.
— Мужики, что это? — раздался в темноте чей-то испуганный голос.
Никто не ответил. Я стал ощупывать вокруг себя мятую шершавую простыню — и вдруг шваркнуло
