Кадочников. Живой Кадочников! Мне показалось, что у меня сердце останавливается. Я прислонилась к стенке, а он прошел мимо, оживленно разговаривая со своими спутницами. И я поняла, что закончилась пора наивной, провинциальной восторженной девушки и я вступила на порог другой, прекрасной, но неизвестной мне жизни — жизни актрисы…
Помню, как в Полтаву с концертами приехали Любовь Орлова и Григорий Александров.
Билеты раскупили в один день, и я с трудом попала на дневной концерт. Уроки в школе, конечно, я пропустила.
Сначала выступал Григорий Васильевич. Он стоял на трибуне и что?то рассказывал. Я не очень понимала, о чем он говорит, я просто его разглядывала, и он показался мне умным и красивым.
Во втором отделении пела Любовь Петровна. Она была в вечернем платье. Выглядела замечательно!
Когда окончился концерт, я побежала к служебному входу, чтобы разглядеть ее поближе. Там уже собралась огромная толпа.
Вышла Любовь Петровна, и раздались аплодисменты. Она улыбнулась в ответ.
Потом мы пошли за ней на расстоянии. Нам было интересно, куда же она пойдет.
Вдруг Любовь Петровна остановилась и повернулась ко мне. Наши глаза встретились. И она у меня спросила:
— Девочка, где у вас букинистический магазин?
А я никогда не слышала о таком магазине, вообще не знала, что такое «букинистический», и растерялась. Любовь Петровна все поняла и улыбнулась:
— Ну там, где старые книги продают.
У нас в кинотеатре висели портреты известных актеров, а Орлова была снята в профиль. После этой встречи я всегда подходила к ее портрету, изучала его и думала: почему она у меня спросила об этом магазине, как его там?.. Ведь там же были и другие? И становилось радостно на душе.
Почему?то мне казалось, что я похожа на Тамару Макарову. Я все ее роли знала наизусть. «Комсомольск», «Семеро смелых», «Учитель». Какие у нее глаза! Синие — синие!
Всматриваясь в зеркало, я с сожалением отмечала, что у меня обыкновенные карие глаза. И в моем лице нет ничего общего с ней. Но все равно я на нее похожа!
Когда дома никого не было, я надевала мамины туфли на высоком каблуке, нагревала большой гвоздь на плите и пыталась сделать завивку как у Макаровой. Просто на горячий гвоздь накручивала волосы.
Теперь, когда в памяти всплывает мое детство, я думаю: какое же это было прекрасное время! Каждый день я делала для себя новые открытия, а мир был безоблачным и прекрасным.
Во время войны, когда немцы подходили к Полтаве, наша семья эвакуировалась в Казахстан, в город Джамбул.
Я пошла учиться в русскую школу. С русским языком у меня были сложности. Я доказываю теорему и говорю «припустим». А все в классе смеются, потому что это по — украински, а по — русски надо сказать «допустим».
Или рассказываю девочкам, что я стирала платье, а оно «подбежало». Они не понимают. Тогда я говорю «подскочило», а оказывается, платье «село».
Папа ушел на фронт, и я жила с мамой и бабой Килей. Как- то на семейном совете было решено продать папин костюм и купить овцу с курдюком. Мама пошла на базар покупать овцу, а мы с бабой Килей остались ждать ее дома. И вот мы увидели, как мама ведет на веревке тощую, лохматую овцу.
— А где же курдюк? — закричали мы.
Мама сказала, что он вырастет потом. Надо только очень хорошо кормить овцу. Но сколько мы ни кормили ее, курдюк так и не вырос. Зато овца давала ежедневно три пиалы молока.
По субботам в нашей школе устраивали танцы. У меня была подруга Надя. Она часто приходила на танцы со своим соседом, симпатичным парнем, который только что выписался из госпиталя. Он был ранен в руку. После танцев они провожали меня домой, и он всегда как?то странно смотрел на меня. Звали его Юра.
Я заканчивала десятый класс, и мне нужно было решить, что же делать дальше. Очень хотелось стать актрисой, но как? Где учиться?
Однажды я прочитала в газете, что Сергей Аполлинариевич Герасимов набирает актерский курс в Алма — Ате. Я сразу же решила попробовать поступить во ВГИК. Никому ничего не сказав, написала письмо в приемную комиссию. Вскоре получила правила приема на актерский факультет и стала готовиться к экзаменам.
Выучила басню, монолог, отрывок из романа Тургенева «Отцы и дети» и главу из поэмы Маргариты Алигер «Зоя». Это была моя любимая поэма. Перед сном я всегда повторяла слова, которые особенно мне нравились: «Девочка неслышными шагами, босиком в бессмертие идет».
И, счастливая, засыпала.
Наступил день отъезда в Алма — Ату на экзамены. Конечно, мама и баба Киля отговаривали, плакали: как это «дытына» поедет одна, притом первый раз в жизни!
На вокзал меня провожал Юра. Уже все слова были сказаны, а поезд не трогался. Меня смущало, что Юра все так же странно на меня смотрит и почему?то волнуется. Мне даже стало не по себе.
Наконец поезд тронулся, и я тут же обо всем забыла.
Но в жизни бывают самые невероятные случаи.
Прошло много лет.
На вокзале меня встречает женщина, работница отдела культуры, и говорит, что запланирована встреча в школе, где я училась, и что меня ждет еще один сотрудник отдела культуры: «Он говорит, что хорошо вас знает».
На лавочке возле гостиницы сидел мужчина в зеленой шляпе. Оказалось, что он и будет сопровождать меня в школу. Что- то знакомое промелькнуло в его глазах.
Когда мы сели в машину и разговорились, выяснилось, что это тот самый Юра, который когда?то провожал меня в Алма- Ату.
Юра предложил мне сначала проехать по городу. Он все помнил — и где я жила, и в каких платьях ходила. Остановились у дома, во дворе которого в каменном сарае мы жили в эвакуации.
У нас была веселая хозяйка. Она называла мужа на «вы», по имени — отчеству и к этому обязательно прибавляла крепкое словцо:
— Иван Петрович, мать вашу так… Куда вы положили шланг?
Сколько лет прошло, но как будто время остановилось. Навстречу мне в том самом дворе вышла наша бывшая хозяйка. Она была в таком же берете, надвинутом на самые брови, и как ни в чем не бывало сказала: «Ну надо же — вы! А я все воюю с Иваном Петровичем, мать его так… Совсем старый и бестолковый стал!»
Она с гордостью рассказала, что всем показывает сарай, в котором жила знаменитая артистка.
В школе, где я училась, ребята были счастливы, что отменили последний урок. Встреча с ними прошла очень хорошо, но мне было трудно. Все время в горле что?то скреблось, и я едва сдерживала слезы. Две мои одноклассницы стали учительницами и преподавали в нашей школе.
Когда мы возвращались в гостиницу, Юра сказал, что был в меня когда?то влюблен и специально поехал учиться в Ленинградский институт инженеров кино на факультет звукооператоров, чтобы работать на одной студии со мной.
И я вспомнила, как баба Киля рассказывала:
— Ото вин прыйшов, сив и розказуе, як ты поихала. А голос так и дрожыть. Я кажу: темно, я засвичу лампу, а вин каже: «Не надо». Я засвитыла, а вин плаче…
Вот такая романтическая история! А я ни о чем тогда не догадывалась. Для меня главное было — стать актрисой.
Институт кинематографии помещался на окраине Алма- Аты. Почти у подножия гор.
Аудиторию приспособили под общежитие. Спали мы в одной комнате, наверное, человек двадцать. Укрывались матрацами, потому что одеяла предыдущий поток поступающих продал на рынке, так как денег
