возьмем и пиковый 1950 год, в который был достигнут абсолютный максимум ГУЛАГа — 2 561 361 заключенных. Не забывая при этом, что существенный рост числа заключенных в послевоенный период был связан с войной и послевоенной разрухой (на естественный рост преступности наложилось и массовое поступление в лагеря коллаборационистов, сотрудничавших с фашистами в годы ВОВ).
Согласно БСЭ, население СССР составляло 194,1 млн. на 1 января 1940 года; 178,5 млн. на 1 января 1950-го. Данные переписи населения 1937 года недостоверны, нет и полных данных о численности населения более раннего периода — вплоть до 1913 года, когда население царской России составляло 159,2 млн. человек. Опираясь на существующие данные, можно с высокой точностью вычислить относительное количество заключенных на 100 тысяч населения для СССР 39-го и 51-го годов и с определенной погрешностью — для 1934-го:
1934 — 263 заключенных на 100 тысяч населения (используя данные 1940 года);
1939 — 862;
1950 — 1 416.
Российская правозащитная организация «Центр содействия реформе уголовного правосудия» приводит[8] такие данные по ОКЗ для современных (данные 2004 года) стран мира:
«США — 700, Белоруссия — 555, Казахстан — 520;
Украина — 415, ЮАР — 400, Латвия — 350, Эстония — 330, Куба — 300,
Литва — 260, Иран — 230, Азербайджан — 220, Польша — 210, Чили — 205».
Из приведенного сравнения видно, что пиковый 1939 год «Большого террора» лишь незначительно опережает по показателям ОКЗ современные США. На 1950 год Советский Союз вдвое опережает современные Соединенные Штаты, но ведь эта страна не пережила в минувшие 5 лет чудовищной войны на своей территории.
Данные достаточно показательны. Кстати, для США 1940 года показатель ОКЗ действительно был в разы ниже советского и составлял всего 222, на уровне современного Ирана или Польши. Однако при взгляде на динамику числа заключенных[9] в США с 1910 года по 2000 год (см. график) можно, при желании, сделать вывод о том, что современные американские власти проводят репрессии, как минимум, сравнимые со сталинскими.
Глава 5
ДРУГИЕ РЕПРЕССИВНЫЕ ЗАКОНЫ: «ТРИ КОЛОСКА»
Примером закона, который принято относить к репрессивным, является известный закон «о трех колосках». В литературе также встречаются его упоминания как закона «о пяти колосках» или закона 7/8 — по дате принятия. Формально закон от 7 августа 1932 года не попадает в период сталинских репрессий 1934–1953 годов, однако из-за многократного расширения самого понятия репрессий во времена перестройки «три колоска» прочно вошли в общественное сознание наравне с 58-й статьей УК и 37-м годом.
Буква закона и причины его появления мало кому известны. Как и в случае с 58-й статьей, этот вопрос крайне мифологизирован. Общим местом в упоминаниях закона «о трех колосках» являются утверждения о его преимущественной «аграрной» направленности. Интернет-издание «Полит. Ру» пишет[10]:
«Так, в преддверии наступающего голода, 7 августа 1932 года принимается печально знаменитый закон «о трех колосках», который затем получает все более и более расширительное толкование. Он становится стандартной мерой наказания для сельских жителей. Нарушения, которые еще два-три года назад могли повлечь за собой штраф, теперь караются расстрелом или 10 годами тюремного заключения».
Цитируемый фрагмент претендует на комплексный подход, он обозначает причину появления закона — «в преддверии голода». Действительно, это крайне интересная тема, к ней мы еще вернемся. Пока отметим лишь свойственное черному мифу объяснение, которое ничего не объясняет: почему в преддверии голода? Единственным разумным выводом из этого построения будет «власть хотела уморить как можно больше людей». Что сутью мифа и является.
Газета «Известия» дает более широкую трактовку закона[11] :
«Закон обрушился и на колхозников, и на завмагов, и на подпольных советских миллионеров. Были и такие — один из них купил особняк за 100 тысяч рублей, другой, директор московского гастронома № 1, коммунист и член Моссовета, обзавелся особняком в Малаховке. (Сейчас трудно понять, как такие траты и шумные кутежи в ресторанах совмещались со всеобщим, предписанным свыше аскетизмом: привлекать к себе внимание было смертельно опасно.)
…А нищих крестьян не защищал никто, и к ним закон об охране социалистической собственности применялся на всю катушку. Они шли в лагеря не за многотысячные махинации и хищения, а за три сорванных на колхозном поле колоска».
Здесь для нас интересна, в первую очередь, структура сложившегося на сегодняшний день мифа. В заметке «Известий» она в значительной мере изложена: закон коснулся всех, но именно нищие беззащитные крестьяне вызывают наибольшее сочувствие. Действительно, непросто вызвать жалость к подпольному миллионеру или завмагу с особняком в Малаховке.
Харьковская газета «Время» рассказывает[12] историю семейной трагедии:
«Соседку моей бабушки увели из дому вооруженные люди пасмурным августовским днем. В доказательство «хищения народного имущества» соседям была предъявлена изъятая кастрюля с пшеничной кашей. Плакали дети. Крестились: «Да минует нас эта беда» — соседи.
Постановление ЦИК и СНК СССР, провозгласившее преступлением хищение государственной и общественной собственности (включая собственность колхозов) в деревне на Полтавщине объявили буквально накануне. А Екатерина Буряк стала одной из первых его жертв.
По этому закону от 7 августа 1932 года… за хищение полагалась смертная казнь».
Работа харьковских журналистов эксплуатирует тему бедных крестьян, хотя акценты в ней расставлены достаточно странно. Ответственность за случившееся возлагается на Постановление ЦИК и СНК СССР, провозгласившее преступлением хищение государственной и общественной собственности. Попробуйте похитить государственную собственность в любой цивилизованной стране и объяснить суду, что ответственность за это существовала только в сталинском СССР.
На основании анализа множества современных публикаций по вопросу о применении закона от 7 августа 1932 года можно констатировать общую тенденцию к забвению причин применения репрессивных мер. Во всех без исключения случаях без рассмотрения остается факт хищения или его отсутствие. К несправедливым относится само постановление, что представляется явно иррациональным. С точки зрения сегодняшнего дня можно осуждать его излишнюю жестокость, но не факт уголовного преследования за хищение.
Здесь важным элементом мифа является противопоставление ничтожности содеянного (срезание трех колосков для голодных детей) и жестокости кары — расстрел. Несовместимость тяжести содеянного с масштабами наказания, общая антигуманность такой практики исключают возможность рационального рассмотрения. Как бесчеловечная, несовместимая с нормами морали отметается сама практика применения закона, безотносительно к совершенному деянию.
Интересной особенностью этого мифа следует считать его практически полную оторванность от реальных фактов. В постановлении ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и укреплении общественной (социалистической) собственности» отсутствуют «колоски», само постановление трудно определить как «аграрное». Взглянем на
