VIII
Донья Адриана снова рассмеялась, и Литума подумал, что те грандиозные события, над которыми плакала и ахала вся Талара, у нее вызывают только смех. Вот уж три дня была она такая. Этим смехом она потчевала их с лейтенантом на завтрак, обед и ужин вчера, позавчера и позапозавчера. Лейтенант Сильва, напротив, все эти дни был хмур, явно чувствовал себя не в своей тарелке и вид имел такой, словно в жизни его случилась какая-то крупная гадость. В пятнадцатый, наверно, раз за эти три дня Литума спросил себя: «Что с ними обоими творится?» Звонили колокола к мессе, и донья Адриана, все еще смеясь, осенила себя крестным знамением.
– Ну а что, по-вашему, сделают с этим лейтенантиком, с Дуфо? – спросил дон Херонимо.
Был обеденный час. Кроме Литумы, лейтенанта и таксиста в харчевне сидела еще молодая пара, приехавшая из Сорритоса на крестины.
– Пойдет под трибунал, – мрачно отвечал лейтенант, упершись взглядом в свою полупустую тарелку.
– Ну а будет ему что-нибудь? – настаивал дон Херонимо. Он ел сальтадито с рисом и одновременно обмахивался газетой. – Я так полагаю, за то, что он вытворил с бедным Паломино, по головке не погладят, а?
– Правильно полагаете, – с набитым ртом отвечал лейтенант, и в голосе его звучала просьба дать ему поесть спокойно. – Будет, будет. Что-нибудь да будет.
Снова засмеялась донья Адриана, и Литума заметил, что лейтенант весь подобрался, съежился на стуле. Хозяйка приближалась к ним. На ней было сильно открытое платье в цветочек, под которым так и ходили ее грудь и бедра. Вся она излучала довольство, здоровье и явно была в полном ладу с миром и с самой собой.
– Выпейте глоточек водички и не торопитесь так, а то еда у вас пойдет не туда куда надо, – со смехом сказала она и игриво похлопала лейтенанта по спине.
– Вас в последнее время и не узнать, – сказал Литума, разглядывая ее. Она и вправду очень изменилась, стала весела и кокетлива непонятно с чего.
– Значит, есть на то причины, – отвечала хозяйка, собирая посуду с соседнего столика и удаляясь на кухню. Зад ее при этом двигался так выразительно, словно посылал им всем прощальный привет. «Господи боже», – подумал Литума.
– Не знаете, чего она так сияет? – спросил он лейтенанта.
Вместо ответа, тот метнул на него убийственный взгляд через стекла своих темных очков и снова уставился на улицу, где юный петушок ожесточенно долбил клювом землю. Потом он вдруг замахал крыльями и взлетел.
– Хочу вам кое-что сказать, лейтенант, вы не обидитесь? – сказал дон Херонимо.
– Лучше не надо, – проворчал тот. – Не то настроение.
– Понял. Молчу, – отозвался таксист.
– Ну что, будут новые жертвы? – со смехом прокричала из кухни донья Адриана.
«Смешинка ей в рот попала, – подумал Литума. – Надо мне проведать девиц китайца Лао, а то скоро разучусь». Между ним и таксистом стоял стол парочки из Сорритоса, и потому переговариваться приходилось через их головы. И он, и она были молоды, разряжены как на праздник и с любопытством вертели головами, прислушиваясь к разговору Литумы, лейтенанта и дона Херонимо.
– Нет, все-таки скажу, хоть вам и не понравятся мои слова. Хочу, чтоб вы знали, – решительно заговорил таксист, в такт своим словам постукивая скатанной в трубку газетой по столу. – Ни одна собака в Таларе не верит в это. Даже вон тот петушок – и то не верит.
Цыпленок-переросток уже вернулся на прежнее место и теперь с угрюмым видом терзал зажатую в клюве ящерицу. Лейтенант продолжал есть, ни на что не обращая внимания, всецело погруженный в свои невеселые мысли.
– О чем ты, дон Херонимо? – спросил Литума.
– О том, что полковник Миндро застрелил свою дочку, а потом покончил с собой, – цыкая зубом и сплевывая, отвечал таксист. – Какой идиот поверит в такую басню?
– Я. Я – тот идиот, который верит в то, что полковник убил Алисию и покончил с собой, – сказал Литума.
– Не надо придуриваться! – расхохотался дон Херонимо. – Обоих прикончили, чтобы не проболтались и чтобы свалить убийство Паломино на полковника. Так что давай не будем!
– Ах, вот какие теперь толки идут? – поднял голову лейтенант. – Значит, полковника убили? И кто же, позвольте узнать?
– Важные птицы, я полагаю, – развел руками таксист. – Кому ж еще? И вы, лейтенант, не крутите, не надо, тут все свои. Ясно, что вы не имеете права говорить. Все знают, что вам заткнули рот, чтоб, не дай бог, не всплыла правда. Дело известное.
Лейтенант пожал плечами, давая понять, что все эти домыслы не интересуют его нисколько.
– Они даже пустили слух, что полковник будто бы жил с Алисией, – сплюнул очередное зернышко риса дон Херонимо. – Вот ведь сволочи. И мертвецов в покое не оставляют. Сволочи. Тебе не кажется, Адрианочка?
– Мне много чего кажется, – расхохоталась супруга дона Матиаса.
– Значит, все думают, что это выдумки, – кисло пробормотал лейтенант, снова принимаясь за еду.
– Разумеется, выдумки. Это все затем, чтоб покрыть истинных убийц.
Взвыла сирена сахарного завода, и цыпленок, подняв голову, нахохлился, на несколько мгновений
