он его не отменит.
– Приказ остается в силе, – повторил он тоном, нe допускавшим обсуждения.
– Слушаюсь, Ваше Превосходительство.
Он уперся взглядом в полковника, прямо в глаза – тот тотчас же опустил свои – и поддел его:
– Думаете, ваш обожаемый Фидель Кастро расхаживает по улицам, как я, без охраны?
Полковник помотал головой.
– Не думаю, что Фиделю Кастро свойственен романтизм, как Вашему Превосходительству.
Романтизм – ему? Возможно, в отношениях с некоторыми женщинами, которых он любил, возможно, в отношениях с Линой Ловатон. Но за пределами сентиментальной сферы, в политике, ему были свойственны, скорее, классические чувства. Рационализм, спокойствие, прагматизм, холодная голова и умение предвидеть.
– Когда я познакомился с ним там, в Мексике, он готовил экспедицию на «Гранме». Его считали сумасшедшим кубинцем, несерьезным авантюристом. Меня он с первого момента поразил полным отсутствием эмоций. Хотя речи произносит зажигательные, страстные, тропические. Но это – на публику. Сам он – полная этому противоположность. Ледяной ум. Я всегда знал, что он придет к власти. Однако позвольте пояснить, Ваше Превосходительство. Я восхищаюсь Кастро как личностью: гак обмануть гринго, завязаться с русскими и с коммунистическими странами и использовать их в качестве щита по отношению к Вашингтону. Но идеи его меня не восхищают, я не коммунист.
– Вы – капиталист и по форме, и по содержанию, – пошутил Трухильо с усмешкой. – «Ультрамар» получил хорошие прибыли на товарах из Германии, Австрии и социалистических стран. Эксклюзивные права – дело беспроигрышное.
– И за это я тоже хотел бы поблагодарить Ваше Превосходительство, – согласился полковник. – По правде говоря, мне бы самому в голову не пришло. Бизнес никогда не интересовал меня. Я открыл «Ультрамар» потому, что вы мне приказали.
– Я предпочитаю, чтобы люди, работающие со мной, занимались бизнесом, а не воровали, – пояснил Благодетель. – Хороший бизнес – на благо стране, он дает людям работу, производит богатство, поднимает нравственность народа. А воровство, напротив, развращает его. Я думаю, с началом санкций и в «Ультрамаре» дело пошло худо.
– Практически парализовано. Но меня это не беспокоит, Ваше Превосходительство. Все двадцать четыре часа в сутки я сейчас занят тем, чтобы не дать врагам разрушить режим и убить вас.
Он сказал без эмоций, бесцветным, невыразительным тоном, каким обычно и говорил.
– Должен ли я сделать вывод, что вы восхищаетесь мною так же, как и ублюдком Кастро? – проговорил Трухильо, отыскивая взгляд маленьких юрких глазок.
– Я не восхищаюсь вами, Ваше Превосходительство, – прошептал полковник Аббес, опуская глаза. – Я живу для вас. Для вас. Если позволите, я – ваш сторожевой пес.
Благодетелю послышалось, что на последней фразе у полковника Аббеса Гарсии дрогнул голос. Он знал, что полковник не эмоционален и не привержен пылким изъявлениям чувств, столь обычным в устах других приближенных, а потому вонзил в него свой острый, как нож, взгляд.
– Если меня убьют, это будет кто-нибудь из близких, назовем его домашний предатель, – сказал он так, будто говорил о ком-то другом. Для вас это было бы большой бедой.
– И для страны – тоже, Ваше Превосходительство.
– Именно поэтому я остаюсь в седле, – согласился Трухильо. – А не то давно бы ушел, как мне советовали посланцы президента Эйзенхауэра, Уильям Паули, генерал Кларк и сенатор Смозерс, мои друзья-янки. «Войдите в историю как благородный государственный деятель, уступивший кормило власти молодым». Так сказал мне Смозерс, друг Рузвельта. Послание было от Белого дома. С тем и приехали. Просили уйти и предлагали политическое убежище в Соединенных Штатах. «И имущество свое сохраните». Ублюдки, спутали меня с Батистой, с Рохасом Пинильей, с Пересом Хименесом. Меня отсюда вытащат только мертвым.
Благодетель снова отвлекся: вспомнил Гуадалупе, для друзей – Лупе, мощную мужеподобную мексиканку, на которой женился Джонни Аббес в тот таинственный и полный приключений период своей жизни в Мексике, когда он, с одной стороны, посылал Ножику подробнейшие отчеты о житье– бытье доминиканских эмигрантов, а с другой – посещал революционные кружки, вроде того, где были Фидель Кастро, Че Гевара и кубинцы из движения «26 Июля», которые готовили экспедицию на «Гранме»; или же встречался с такими людьми, как бывший прежде покровителем Лупе Висенте Ломбарде Тол сдано, близко связанный с правительством Мексики. У Генералиссимуса нe было времени спокойно расспросить полковника о той поре его жизни, когда он обнаружил у себя призвание и талант к шпионажу и подпольной деятельности. Жизнь у него наверняка была интересной, есть что порассказать. Почему он женился на этой ужасной женщине?
– Я всегда забываю у вас спросить, – сказал он резко, как обычно разговаривал со своими сотрудниками. – Как получилось, что вы женились на такой безобразной женщине?
На лице Аббеса Гарсии он не уловил и тени удивления.
– Не из любви, Ваше Превосходительство.
– Это я знаю, – сказал Благодетель и улыбнулся. – Она не богата, так что едва ли вы ловили ее на свой крючок из-за денег.
– Из благодарности. Лупе однажды спасла мне жизнь. Ради меня убила. Она была секретаршей у Ломбарде Толедано, а я только что приехал в Мексику. Благодаря Висенте я начал понимать, что такое политика. Многое из того, что я сделал, без Лупе было бы невозможным, Ваше Превосходительство. Она не знает, что такое страх. И, кроме того, у нее инстинкт, который и по сей день ее не подводит.
– Я знаю, она у вас отчаянная, ей все нипочем, и места посещает такие, куда ходят только мужчины, – сказал Генералиссимус, приходя в прекрасное расположение духа. – Я слышал, что Пучита Брасобан держит для нее наготове девочек. Меня интересует одно: как вам удалось сделать этому феномену детей?
– Стараюсь быть хорошим мужем, Ваше Превосходительство.
