– Не ожидала такого гостя, красавица.
– Ой, какая честь. Ну, как вы, как ваше самочувствие, Хозяин?
Трухильо задержал в ладонях ее руку. Вот она, совсем рядом; он касался ее, вдыхал ее запах и чувствовал себя хозяином своей мужской силы.
– Ехал в Сан-Кристобаль и вдруг вспомнил тебя.
– Какая честь, Хозяин, – повторила она в полной растерянности. – Знай заранее, я бы подготовилась к вашему приходу.
– Ты всегда красива, такая, какая есть. – Он привлек ее к себе и, шаря руками, щупая грудь, ноги, поцеловал. Он почувствовал: начинается эрекция, и это разом примирило его со всем на свете.
Мони позволяла ласкать себя и целовала его, но скованно. Сакариас стоял метрах в двух от автомобиля, предусмотрительный, как всегда, с автоматом в руках. В чем дело? Что-то необычное было в Мони, как будто она нервничала.
– Муж дома?
– Да, – ответила она совсем тихо. – Собирались ужинать.
– Пусть пойдет пивка попить, – сказал Трухильо. – А я сделаю круг и вернусь. Через пять минут.
– Дело в том… – забормотала она, и Генералиссимус почувствовал, как напряглось ее тело. Она не решалась, но в конце концов выговорила, почти неразборчиво: – У меня эти самые дни, Хозяин…
Возбуждение разом прошло, как не бывало.
– Месячные! – разочарованно воскликнул он.
– Я очень извиняюсь, Хозяин, – бормотала она. – Послезавтра буду в порядке.
Он выпустил ее, глубоко вздохнул, разочарованный.
– Ладно, я еще приеду к тебе. Прощай. – И высунулся в дверцу, через которую только что вылезла Мони. – Поехали, Сакариас!
Немного спустя он спросил Сакариаса, брал ли тот когда-нибудь женщину во время менструации.
– Никогда в жизни, Хозяин. – Шофер скривился от отвращения. – Говорят, в это время она заражает сифилисом.
– Нет, просто-напросто грязная, – с сожалением заметил Трухильо. А если по проклятому стечению обстоятельств у Иоланды Эстерель сегодня тоже менструация?
Они уже ехали по шоссе на Сан-Кристобаль, и справа он увидел огни Животноводческой выставки и «Уголок Пони», где за столиками парочки ели и пили. Не странно ли, что Мони вела себя необычно сдержанно и робко? Она, такая всегда сообразительная, на все готовая. Из-за того, что муж был дома? И придумала менструацию, чтобы он отстал от нее? Краем внимания заметил, что какая-то машина сигналит им. Она шла за ними, с дальним светом.
– Ох уж эти пьяницы… – сказал Сакариас де-ла-Крус.
Он только успел подумать, что, может, это вовсе не пьяницы, и крутануться за револьвером, который всегда возил на сиденье, как услышал выстрел, и пуля, пробив заднее стекло, вырвала у него кусок плеча и левой руки.
XIX
Когда Антонио де-ла-Маса увидел, с какими лицами возвратились генерал Хуан Диас Томас, его брат Модесто и Луис Амиама, они еще рта не открыли, а он уже понял, что поиски генерала Романа были напрасными.
– Трудно поверить, – пробормотал Луис Амиама, кусая тонкие губы. – Но, похоже, Пупо улизнул от нас. И следов не оставил.
Они побывали везде, где он мог находиться, даже в Генеральном штабе, в крепости имени 18 Декабря; но оттуда Луиса Амиаму и Бибина Романа, младшего брата Пупо, часовые просто прогнали: родственник не хотел или не мог их видеть.
– Я надеюсь только на то, что он сам начал приводить в исполнение план, – фантазировал Модесто Диас безо всякого убеждения. – Поднимает гарнизоны, уговаривает военачальников. Как бы то ни было, наше положение аховое.
Они разговаривали, стоя в гостиной у генерала Хуана Томаса Диаса. Чана, молодая жена генерала, подала им лимонад со льдом.
– Надо спрятаться, пока не узнаем, что с Пупо, – сказал генерал Хуан Томас Диас.
Антонио де-ла-Маса, до того молчавший, почувствовал, как волна гнева затопила его.
– Прятаться! – воскликнул он в ярости. – Прячутся трусы. Давай закончим начатое дело, Хуан Томас. Надевай свою генеральскую форму, одолжи форму нам, и пойдем во дворец. Оттуда призовем народ подняться.
– Мы вчетвером возьмем дворец? – попытался воззвать к его рассудку Луис Амиама. – Ты сошел с ума, Антонио?
– Во дворце сейчас никого нет, одни караульные, – настаивал тот. – Надо опередить трухилистов, пока они не опомнились. Обратимся к народу, благо там есть связь со всеми радиостанциями страны. Пусть выходят на улицы. А армия нас потом поддержит.
Скептические лица Хуана Томаса, Амиамы и Модесто Диаса выводили его из себя. Вскоре подошли Сальвадор Эстрельа Садкала, оставивший Антонио Имберто и Ама-дито у врача, и доктор Велес Сантана, отвозивший Педро Ливио Седеньо в Интернациональную клинику. Они тоже были сбиты с толку исчезновением Пупо Романа. И им тоже показалось совершенно безрассудной, самоубийственной идея Антонио проникнуть в Национальный дворец, нарядившись в военную форму. И все решительно высказались
