выболтает мне что-нибудь интересное о вас, моя милая Сьюзен.
— Я вам не милая! — Сьюзен вновь начинала выходить из себя. — Кроме того Барт не знает обо мне ничего... ничего такого.
— А вот это действительно стыдно. Он должен знать о вас все, особенно, как вы говорите, «такое» — вы же собираетесь пожениться. — Филип произнес последнюю фразу таким тоном, словно сильно сомневался в серьезности их намерений. — Барт знает, например, размер вашего бюстгальтера? — спросил он самым невинным, будничным тоном.
Сьюзен услышала, что Минни на мгновение затихла, а потом, громко всхлипнув, зашлась в новом приступе неудержимого смеха.
— Нет, не знает!
Филип издал неопределенный звук.
Зачем он спросил об этом? — лихорадочно размышляла Сьюзен. Просто чтобы позлить меня или... Или чтобы узнать, состоим ли мы с Бартом в интимных отношениях! Но зачем ему это нужно? Из любопытства?
Сьюзен постаралась успокоиться и трезво оценить происходящее. Слишком уж легко Филипу удалось одержать верх. Нужно все расставить на свои места и самой контролировать ситуацию!
— Если вы попытаетесь увидеться с Бартом без моего разрешения, — сказала Сьюзен твердо, — не может быть и речи о том, чтобы мы с Эмери поехали с вами в Хэвен.
Минни мгновенно перестала смеяться.
Филип молчал. Веселые искорки исчезли из его глаз, он сделался серьезным, даже печальным.
— Вот, значит, как: вводите свои правила в игру.
— Да, — твердо ответила Сьюзен.
— Хорошо, теперь я изложу вам свои правила. Я просто хочу получше узнать моего сына и людей, которые его окружают. Согласитесь, я имею на это право. Поэтому я хочу, чтобы мы с вами как можно скорее пришли к согласию относительно той роли, которую я буду играть в жизни Эмери. Это в наших общих интересах, а главное, в интересах мальчика. Вы прекрасная мать, я убедился в этом, кроме того, ваша сестра, — Филип кивнул Минни, — помогает вам. Вы любите малыша, а он любит вас. Это прекрасно. Теперь мне осталось познакомиться с Бартом, узнать, что он за человек и могу ли я доверить ему воспитание моего сына. Я не собираюсь нанимать адвокатов и судиться с вами, чтобы отобрать у вас Эмери. Я просто хочу, чтобы всех нас Эмери считал своей семьей, поэтому нам не стоит ссориться, согласны?
Сьюзен кивнула.
— Но, если вы когда-нибудь попытаетесь помешать мне делать то, что я считаю нужным для моего сына, — в голосе Филиппа появились угрожающие нотки, — нашей дружбе конец. Вы поняли меня, Сьюзен?
Она снова кивнула.
— А такого врага, как я, я не пожелаю никому.
Сьюзен молчала, стараясь не выказывать злость и бессилие, охватившие ее после этой речи Филипа. Он снова контролировал ситуацию, он снова диктовал свои условия!
Промычав что-то нечленораздельное, Сьюзен выбежала из кухни и заперлась в своей комнате. Там, упав на кровать и уткнувшись лицом в подушку, она дала волю злым слезам. Филипу вновь удалось лишить ее душевного равновесия, выбить почву из-под ног. Его недавняя речь не оставила никаких сомнений — теперь он, Филип Мастерсон, принимает решения, а Сьюзен им подчиняется. С этими невеселыми мыслями утомленная длинным путешествием и разговорами Сьюзен уснула.
А когда проснулась, поняла, что нынешним вечером она все же поедет с Филипом к Барту. По крайней мере, так решила Минни — Сьюзен сразу же увидела платье, которое сестра приготовила для нее.
О Боже, только не это! Черное декольтированное платье, которое Минни купила для себя в прошлом году, когда приятель пригласил ее в оперу. Сьюзен полагала, что визит к Барту будет почти деловым, поэтому собиралась надеть что-нибудь более скромное — блузку, брюки, что-то в этом роде. Но вечернее платье, да еще такое! Барт с ума сойдет, если она это наденет.
И все же, как и любая женщина, Сьюзен не удержалась от искушения примерить платье. Прохладная тонкая ткань заструилась по телу, облегая каждый его изгиб, словно вторая кожа. Сьюзен взглянула в зеркало и ужаснулась — выглядела в этом платье просто... неприлично. Когда платье надевала Минни, Сьюзен почему-то так не казалось. Сьюзен захотелось немедленно снять его, но она не могла оторваться от своего отражения в зеркале.
Как я изменилась! — подумала она. Теперь-то уж Филип Мастерсон не посмел бы назвать меня засушенной школьной дамой! Сьюзен любовалась своим отражением, узнавая и не узнавая себя. Узкое черное платье делало ее выше, стройнее. Обнаженные плечи молочно светились, оттененные черным переливчатым шелком.
О чем только думала Минни, доставая из шкафа это платье! И мысли не может быть о том, чтобы пойти в нем к Барту! А что скажет Филип?
Сьюзен рассердилась на себя: да какая, в конце концов, разница, что они оба — и Барт, и Филип — скажут или подумают! Но... любопытно все-таки будет посмотреть на лицо Филипа, когда он увидит ее такой. А может, Минни права: главное оружие женщины — красота? Красивой женщине легче диктовать свои условия мужчинам. Решено: надену это платье, твердо сказала себе Сьюзен, тогда посмотрим, кто кого!
Когда через полчаса Сьюзен во всеоружии вышла из спальни, Филип, Эмери и Сократ возились на полу в гостиной. Филип лежал на спине и хохотал, а Эмери с видом победителя прыгал на его животе. Довольный Сократ носился вокруг них, пытаясь освободить хозяина и стянуть с него малыша, ухватив его зубами за штанишки.
Когда Филип увидел Сьюзен, он мгновенно перестал смеяться. Его глаза потемнели от... От удивления? От восхищения? — гадала Сьюзен. Филип осторожно снял с себя Эмери, мягко оттолкнул морду Сократа и медленно поднялся на ноги.
Он внимательно оглядел Сьюзен с ног до головы — она почувствовала, что краснеет под его изучающим и оценивающим взглядом.
— Вот это да-а... — протянул Филип наконец. — Вот так сюрприз...
— Я всегда так одеваюсь! — с вызовом сказала Сьюзен.
— В самом деле? — В голосе Филипа звучала неприкрытая насмешка. — В таком случае ваши ученики должны быть на седьмом небе от счастья.
— Я не сказала, что одеваюсь так на работу, — поспешила исправить положение Сьюзен. — Это для Барта.
Филип недоверчиво прищурился, его глаза еще больше потемнели и стали почти черными.
Эмери спрятался за кресло и теперь настороженно выглядывал оттуда, словно не понимая, что эта незнакомая женщина делает в его доме.
Филип медленно приблизился вплотную к Сьюзен, на его губах играла едва заметная улыбка. Он поднял руку и коснулся мочки уха Сьюзен. Она почувствовала, как вдоль позвоночника пробежал холодок.
— Я не верю, что вы одеваетесь подобным образом для Барта, — мягко сказал Филип. — А это означает, что вы оделись так для меня.
— Ничего подобного!
Но Филип не слушал Сьюзен. Нежно, но властно взяв в ладони ее лицо, он приник губами к ее губам.
Этот поцелуй был совсем другим. Он не был похож ни на тот, первый, поцелуй на крыльце дома Филипа — страстный и почти грубый, ни на тот, короткий, поцелуй в номере гостиницы. Но Сьюзен узнавала тепло и вкус его губ — нежных и требовательных. Ее сердце затрепыхалось в груди словно бабочка, бьющаяся о стекло.
Сьюзен понимала, что ни в коем случае нельзя делать этого, но сдержаться теперь было выше ее сил — она приоткрыла губы, отвечая на поцелуй Филипа.
Он немедленно отодвинулся от Сьюзен и, тяжело дыша, смотрел на нее с легкой усмешкой. Прежде чем Сьюзен поняла, что делает, она ударила Филипа по лицу. Он поднес руку к щеке, потер ее и, ни слова не сказав, продолжал насмешливо смотреть на Сьюзен.
