– Что Макс? – холодно бросила Галина. – Что он меня убил?
Губы ее тронула злобная ухмылка.
Сердце Рианон все еще колотилось как бешеное, а лицо отражало растерянность.
– Что случилось? – выдавила она. – Зачем ты приехала?
Галина подняла тонкие брови.
– Я полагаю, ты уже сама во всем разобралась, – сказала она и указала взглядом на петлю. Сердце Рианон опять сжалось. – Удрученная изменой своего любовника Макса Романова, – патетически произнесла Галина, – Рианон Эдвардс свела счеты с жизнью.
Рианон не могла отвести от нее взгляда. Никто не знает, что Галина здесь, не знает, что она вообще жива, так что ей не составит труда убить соперницу и покинуть Перлатонгу. И никто на свете даже не заподозрит, что она побывала здесь.
– Друзья говорят, – тем временем продолжала Галина, – что мужчины уже дважды бросали Рианон, и бедняга почувствовала, что не в силах противостоять ударам судьбы…
– Тебе не удастся меня заставить, – шепотом возразила Рианон.
Галина отвернулась.
– Опомнись, Галина! – прокричала Рианон. – Когда ты вдруг восстанешь из мертвых, Макс будет обо всем знать, он поймет…
Рианон провела дрожащими руками по волосам. Нужно бежать к двери. Бежать…
– В свое время, – вкрадчиво заговорила Галина, – я могла заставить тебя делать все что угодно. Помнишь? Я могла заставить тебя смеяться или плакать, чувствовать то или другое…
– Галина, я была ребенком. Теперь все изменилось.
Галина улыбнулась:
– Ты в этом уверена? Вот Марина – ребенок.
Сердце Рианон замерло.
– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала она, чувствуя, как мертвеет лицо.
Галина по-прежнему глядела в сторону стеклянными глазами.
– Марина была еще моложе и податливее тебя, – тихо проговорила она. – И умела хранить тайны.
– Боже, – вырвалось у Рианон, – наверное, я сплю. Пожалуйста, скажи, что это сон.
Галина рассмеялась:
– Правда, было бы хорошо, если бы мы в любой момент могли открыть глаза и сказать себе, что все было во сне?
– Что ты сделала с Мариной? – повысила голос Рианон. – Ты ее заставила что-то сделать? Что?
Все еще улыбаясь, Галина подошла к зеркалу. Рианон взглянула на дверь. Теперь путь был свободен, но обе женщины знали, что Рианон никуда не убежит, пока Галина не объяснит ей смысл своих слов.
– Хорошо, что есть на свете лучшие подруги, – заметила незваная гостья и взяла в руки расческу Рианон.
– Что ты сделала с Мариной? – крикнула Рианон.
– Особенно если лучшая подруга живет в подобном месте, – продолжала Галина, проводя расческой по волосам.
– Галина! Положи эту чертову расческу на место и объяснись, – потребовала Рианон.
Галина подмигнула ее отражению в зеркале, потом повернулась к ней, скрестила руки на груди и произнесла:
– Говорят, это она убила мать.
– Что?
– То, что я сказала. Люди считают, что это сделала она.
Рианон побелела. Несколько минут женщины молча стояли друг против друга. О, это многое объяснило. Почему Макс никогда не говорил о смерти жены; почему с него были сняты обвинения; почему он позволял Морису творить то, что тот творит. Голова Рианон кружилась, тем не менее она вдруг ясно поняла, что случилось на самом деле.
– Но девочка не убивала, да? – шепотом спросила Рианон. – Убила ты?
Галина широко раскрыла глаза, и Рианон стало нехорошо. Ее догадка, несомненно, верна, но столь ужасна, что она сама не могла заставить себя поверить в нее до конца. Невозможно вообразить себе тот страх, угрызения совести, горечь страданий, через которые прошли Макс и его дочь из-за способности этой женщины манипулировать людьми и любой ценой добиваться своего…
– Но как? – выдохнула Рианон. – Я думала, ты была в Лос-Анджелесе, когда это произошло…
– И была, – ответила Галина, – и не была. То есть утром-то я была в Лос-Анджелесе, а потом вдруг решила слетать в Нью-Йорк, устроить Максу сюрприз. Я время от времени появлялась у них без предупреждения. – Она улыбнулась. – Каролин терпеть этого не могла. Короче говоря, около семи я была в Нью-Йорке. Никто не слышал, как я вошла, да и не мудрено – они ссорились. Да, шуму там хватало. И мать, и дочь – обе орали так, будто были готовы разорвать друг друга. Я никогда ничего подобного не слышала. Трудно поверить, что семилетняя девочка способна так рьяно защищать свои интересы, но, в конце концов,
