дрожь в руках прошла, и хромота была заметна, только когда он уставал.
Страдавший от одиночества Спина по-настоящему привязался к Виктору, причем эта привязанность основывалась не столько на наблюдениях, сколько на интуиции, которая, как он считал, никогда его не подводила. Ему достаточно было поговорить с человеком пять минут, чтобы либо принять его, либо отвергнуть. Он никогда бы не смог выразить словами, что именно его привлекало в Викторе, но своим животным инстинктом он угадывал силу за внешней слабостью Виктора, способность к преданности и железную волю.
— Что ты сегодня будешь делать, Вик? — спрашивал он. Ответ был обычно одинаков:
— Ты хочешь идти играть, Сальва?
— Черт возьми, нет. В этой дыре все решено заранее. Надоело проигрывать этим мошенникам.
— Тогда, может, покатаемся на яхте?
Таким было представление Виктора об удовольствиях. Они будили капитана, приказывали ему вызвать команду из бара в гостинице «Адмирал» и шли на яхте вдоль побережья. Частенько яхта привлекала внимание группы обученных дельфинов; тогда Спина и Виктор, сидя на стульях на палубе, стреляли по ним в упор из полицейского пистолета 38-го калибра, принадлежавшего Виктору. Спина был плохим стрелком и редко попадал в цель, но потоки крови, которые вдруг появлялись и тянулись за подпрыгивавшими и переворачивавшимися животными, доказывали, что пуля Виктора не прошла мимо.
По мере того как улучшалось здоровье Виктора, в нем росла жажда деятельности.
— Сальва, я хочу чем-нибудь оправдать свое содержание. Может, я сумел бы поработать на тебя. Давай организуем где-нибудь игру и сорвем с этих мошенников приличный куш!
— То, что ты видишь здесь, — мелочь, — ответил Спина. — Эти ребята задницы просиживают, чтобы взять за неделю несколько тысяч. Ты должен мыслить миллионами. Не волнуйся, Вик. Наше время еще придет.
— Я бы хотел хоть начать. Я чувствую в себе силу для любого дела.
— Потерпи, — сказал Спина. — Отдохни. Я тебе уже говорил, что мы с тобой вступим в дело, как только обстановка на Кубе переменится. И похоже, у нас будет третий партнер — наш старый друг Марк Ричардс.
— Ты шутишь!
— Совершенно серьезно, Виктор, детка. Я говорил с ним. Осталось только утрясти парочку деталей, но все указывает на то, что он согласится. Что ты на это скажешь?
— Колоссально! Марк малый исключительный. Понимаешь, Сальва, он на голову выше всех остальных.
— Самый надежный из всех, кого я знаю, и, если станет жарко, на него можно положиться.
— Знаешь, Марк ведь никогда много не говорит, не болтает зря языком. Он действует.
— И даже в большей мере, чем ты думаешь, мой мальчик. Если все пойдет так, как я рассчитал, через месяц-другой мы втроем снова вернемся на Кубу и произведем там небольшую чистку.
— Как только бородача не станет, да?
— Как только бородача не станет, мы сядем на первый же самолет, улетающий с этого острова в Гавану, И поверь мне, Виктор, мальчик мой, мы переделаем этот город. То, что ты видишь здесь, — ерунда, Лас-Вегас в подметки не будет годиться Гаване, когда мы провернем там наше дельце.
— Не знаю, будет ли от меня большой толк, Сальва, но я, конечно, буду стараться вовсю.
— Знаю, а вместе мы — кулак что надо. Но я говорю все это затем, чтоб ты не волновался и окончательно выздоравливал.
— Я и так в полном порядке, — сказал Виктор. — Никогда не чувствовал себя лучше.
— Я этому поверю, когда увижу, что ты бегаешь за юбками, — сказал Спина.
Во время прогулки на яхте случилось небольшое происшествие. В последнее время Спина брал с собой хорошенькую, довольно светлокожую девушку, которая раньше работала стюардессой и в прошлом году дошла до последнего этапа конкурса на звание «мисс Вселенная», Один из голландцев, второй моторист в машинном отделении, безнадежно влюбился в «пленницу белых рабовладельцев» и в течение всей недели пьянствовал.
Когда яхта выходила в море, Спина сидел на палубе, восхищаясь красотой бухты и рассеянно поглаживая живот девушки, которая только что принесла ему сок с газированной водой. Звук шагов отвлек его от этого занятия, и он увидел на верху трапа влюбленного голландца.
— Эй ты, грязный итальяшка, убери руки от девочки, — крикнул он, брызгая от ярости слюной и размахивая пивной бутылкой.
Спина перестал любоваться видом и слегка повернул голову, чтобы видеть, как подойдет голландец, покачивавшийся, как челнок. Девушка попыталась улизнуть, но Спина крепко схватил ее за руку.
— Слышал, что я сказал, хозяин?
Голландец подходил, подняв над головой бутылку, а Спина спокойно сидел и с любопытством наблюдал за ним. Когда их разделяло лишь ярда три, между ними встал Виктор. Голландец размахнулся было, чтобы ударить Виктора бутылкой по голове, и — опустил руку. Виктор молча глядел на него, не вынимая рук из карманов, и моряк отступил.
— Похоже, что ты кое-что все-таки перенял у своего отца, — сказал потом Спина как бы между прочим.
Позже, подремав в шезлонге на палубе, он отправился искать Виктора и обнаружил его в незапертой каюте вместе с королевой красоты, метнувшейся было в платяной шкаф. Спина от души порадовался. Это было лучшим доказательством того, что Виктор вернулся в свое нормальное состояние.
На следующее утро с Кубы прибыл долгожданный гонец от Брэдли, и после разговора с ним Спина дал согласие на поистине удивительную сделку.
— Вы совершите патриотический поступок, мистер Спина, — сказал Фергюсон. — Во сколько вы оцениваете этот товар?
— На Кубе, там, где он сейчас? Черт побери, этого никто не может сказать. А в США при быстрой продаже в розницу — миллионов десять.
— Из них вы готовы пожертвовать половину — то есть пять миллионов — в фонд кампании «За спасение Кубы»?
— Совершенно верно. Если, конечно, мистер Брэдли дает гарантию. Я не менее его заинтересован в спасении Кубы. На эти деньги ваши друзья могут купить несколько реактивных самолетов.
— Будем надеяться, — сказал Фергюсон.
— Мне нужна помощь Брэдли, чтобы вывезти товар с Кубы, ибо там он не представляет для меня вообще никакой ценности.
— Я уверен, что мистер Брэдли сможет оказать вам помощь. — На широкую, во весь рот, улыбку Спины он ответил тихой полуулыбкой, ставшей для него привычной, — она напоминала Брэдли улыбку ребенка, у которого болят глаза. «Вот, оказывается, кто главный носитель зла, — думал Фергюсон, — этот любезный, худой, с морщинистым лицом человек, которого столь многие хвалят за великодушие и дружелюбие, за мягкость и вежливость в обращении с нижестоящими, за мужество и стоицизм, с какими он переносит превратности судьбы».
Фергюсон исповедовал теперь буддизм «малой колесницы», или хинаяну, в которой искал прибежища, когда не мог больше мириться с предательством и ложью своей профессии. Он стал вегетарианцем, спал на досках и, исполненный милосердия ко всему живому, не позволял своему слуге пользоваться даже аэрозолем, чтобы уничтожать в квартире мух. В соответствии со своим пока еще никому не объявленным решением он предполагал через несколько месяцев оставить работу в ЦРУ и отправиться по странам Востока, где еще сохранилась вера в ее чистом виде: в Бирму, Лаос, на Цейлон. Но прежде чем приступить к выполнению этого решения, Фергюсон намеревался внести особый вклад в судьбы человечества, а коль скоро вся его подготовка была направлена на изучение методов конспирации и маневрирования, его план мог быть осуществлен лишь с помощью этих знакомых ему методов. Применяя необходимые при сложившихся обстоятельствах хитрость и обман, коварство и двурушничество, Фергюсон намеревался уничтожить союз между своим шефом и Спиной.
Спина не очень был уверен в правильности своей оценки Фергюсона, но в одном он не сомневался: к
