Они уже стояли на коленях у ее ног, эти жертвы, связанные прочными ременными веревками.
Огненно-рыжая красотка в нелепом красном платье, с глазами, полными ненависти, ужаса и понимания своей обреченности. И мускулистый гигант в набедренной повязке из банного полотенца, с непокорной гривой черных волос, небрежно отброшенной назад. С пронзительными ярко-синими глазами, в которых светилась любовь и тоска. Любовь к этой прекрасной жрице и тоска по уходящей жизни, в которой не будет больше безумных, напоенных страстью ночей, проведенных в прошлом с этой Девой Бога. Которая сама, своими руками, лишит его жизни.
Он бросил взгляд на жертвенный камень, на котором лежали два ритуальных ножа из обсидиана – из очень острого вулканического стекла. Для него. Для рыжеволосой. Она будет первой. Так решила Верховная жрица Марианна. Потом настанет его очередь. Она вспорет им грудь этими ножами, вырвет их сердца, поднимет на вытянутых руках, демонстрируя восходящему светилу, и бросит на жертвенный огонь. Потом отрежет им головы и насадит их на колья, окружающие по периметру капище богов. А обезглавленные тела жертв ее помощники, младшие друиды, подвесят на ветви священного дуба. Чтобы ими питались священные и мудрые вороны.
Да, эта сцена выглядела достаточно впечатляюще. Но почему-то не радовала. Точнее говоря, вызывала двойственное чувство. Удовлетворения, даже ликования при виде вполне заслуженного завершения жизненной линии рыжеволосой. И легкую грусть при виде печальных и влюбленных глаз прекрасного гиганта. И все же это слишком жестокое зрелище. Для женских глаз. Для женщины, созданной природой для того, чтобы продолжать жизнь, а не отнимать ее. И нельзя равнодушно смотреть на чужие страдания. Как человек медленно умирает у твоих ног. Ну, не умирает, но может умереть. Или серьезно простудиться и тяжело заболеть.
Да, а в сюжете за окном произошли некоторые изменения. Букет он уже не держит в руках. Аккуратно положил на тротуар, рядом. Наверное, руки замерзли, не может его удержать вместе с зонтиком. Не помогает даже то, что он не в холщовом рубище, а в элегантном костюме и даже в плаще. И вместо веревочной петли на шее аккуратно завязан модный галстук. Четко выделяется на фоне белого воротничка рубашки.
А вот ноги, наверняка, сильно промокли в модельных ботиночках на тонкой подошве. Зонтик не спасает от косого дождя. Наверняка стоит мокрый. Насквозь мокрый и насквозь промокший. Уже простуженный. Может быть, даже уже с температурой. Будет серьезно болеть, чихать, сморкаться и кашлять. Может быть, даже тяжело заболеет. Например, воспалением легких. И его придется спасать…
Почему-то слезы все же навернулись на глаза. Скоро капать начнут, а потом струиться. Хоть ведро подставляй. Цветы жалко. Розы, этот символ любви, не должны гнить на асфальте…
А вот его, конечно, не жаль. Абсолютно. По крайней мере, не должно быть к нему жалости. Ибо сам этого заслужил. Но ведь и Римский Папа когда-то принят капитуляцию и простил, И она верная дочь церкви, должна следовать примеру Великого Патриарха. Ибо милосердие – это основа мироздания. Даже в отношении грешников. Не закоренелых, а понимающих свою вину. Готовых ее осознать, признать и искупить. Но прошлое мы ему все равно не забудем. Когда надо – припомним.
Конечно, надо было бы все же еще подождать. Если не четыре дня, то хотя бы до утра. Но он столько не выдержит. Это в старину люди крепкие были. Он не доживет даже до рассвета. Упадет навзничь, прямо в грязную, покрытую нефтяными пятнами лужу. И к утру растает в ней. Растворится без остатка. Она же полна химикатов. А уж тем более за четыре дня сколько там всего накопится… Сейчас же какая экология? Среда обитания совершенно разбалансирована. Не комфортна для человека. Не обеспечивает его выживания, Недавно по телевидению говорили о том, что над Европой свирепствуют кислотные дожди. И без зонтика под дождь лучше не выходить. Последствия неконтролируемой промышленной революции. И сейчас этот кислотный дождь льется на Патрика, непрерывно, час за часом. Просачиваясь в его одежду, разъедая его кожу и мышцы, отравляя его легкие…
Нет, так нельзя. Прочь от Каноссы и Великой жрицы друидов. В двадцатый век. Придется спуститься вниз, взять его за руку и ввести в дом. Потом представить своим родителям. Вот, полюбуйтесь, папа и мама, на моего жениха по имени Патрик. Патрик Мюррей, из клана Мюрреев. Вот его краткое досье. Только что набросала. Извините, второпях, поэтому почерк плохо читается. Сам он не дублинский. Из США. Адвокат. Ирландский американец или американский ирландец. Это уж как удобнее будет считать.
А что раньше не предупредила, так не взыщите. Так уж получилось. Привезла вам его с западных краев, от тетушки. Или, точнее будет сказать, приманила. Сюда он сам приехал. Достался как бы в довесок к пансионату тетушки. У него там родовое гнездо. На морском берегу, в два этажа, из красного кирпича. И открытый бассейн с подогревом и искусственной циркуляцией воды. Очень полезно для массажа всего тела.
А еще в этом доме есть королевских размеров кровать, на которой так хорошо спится. Вместе с ним. Хотя, конечно, извините за излишнюю откровенность. Он прекрасно готовит бифштексы с картошкой и прекрасно целуется. Поэтому я решила взять его себе в мужья. И родить от него семерых детей. Или, по крайней мере, троих. Как у вас. У нас, в Ирландии, разводы по конституции запрещены, так что боюсь, что этот брак надолго. На всю оставшуюся жизнь.
Церемония нашего венчания состоится здесь, в Дублине. Он хотел это сделать у себя, в провинции, в маленькой церквушке, расположенной на центральной площади маленького городка, где живет, помимо тети Дороти, еще пять тысяч жителей. Не очень гостеприимных. И среди них одна рыжеволосая женщина в огненном платье. Совсем нехорошая. Поэтому туда я больше не поеду. Даже на собственную свадьбу. Поэтому вся праздничная церемония произойдет здесь, в Дублине.
Я уже подумала над тем, как ее организовать. Это будет довольно скромное торжество. Только самые близкие люди. Из моих подружек будет всего четверо. Крошка Бетти, Агата, Пончик Долли и Роберта. На мне будет сказочно красивое белое подвенечное платье. То самое, которое я видела когда-то во сне.
После того, как священник соединит нас перед Господом Богом, и мы обменяемся кольцами, отец жениха исполнит красивую и старинную ирландскую балладу. Про любовь до самой смерти. И даже после смерти. У него очень приятный тенор, и он часто поет по просьбе местных жителей на свадьбах и на похоронах в этом маленьком городке. Но туда я все равно не поеду.
Потом, когда мы выйдем из церкви, я брошу за спину букет цветов. На счастье. И та, которая поймает его, обязательно вскоре выйдет замуж. Я бы хотела разделить этот букет на пять частей, чтобы частица его досталась всем. Моим четырем лучшим подругам и моей младшей сестре. Хотя ей, конечно, еще рано выходить замуж. Но я хочу заранее позаботиться о ней. Потому что я уезжаю. Покидаю вас всех.
После венчания мы уедем в США, в Нью-Йорк, где я открою свой кабинет психотерапии. Стану известным и модным психоаналитиком. Мои статьи и интервью будут публиковаться не только в специализированных, но и в общенациональных газетах и журналах. Меня будут даже показывать по телевидению. Но вы сможете видеть меня не только по телевидению. Я буду приезжать к вам. В Дублин. Регулярно. На свою родину. В нашу маленькую, вечно зеленую страну. В этот ирландский рай. Правда, в кельтской мифологии этот рай назывался Аваллон – «Яблочный остров». «Блаженный остров», где обитают
