колени…
— Только не мы, — прогремел Тул Дуру, наклоняясь к нему. — А как насчет Старика Йоля?
— Он мертв!
— А Сайвинг? А Гремучая Шея?
— Мертвы оба, долбаные вы недоумки! Теперь сражения только на юге! Бетод объявил войну Союзу! Вот как! И мы им задаем перцу!
Ищейка не верил своим ушам. Король? Никогда прежде на Севере не было короля. На Севере нет нужды в короле, и Бетод — последний, кого он сам бы выбрал на царство. А война с Союзом? Что за глупая затея! Южан не перебьешь, их слишком много.
— Если здесь не война, — спросил Ищейка, — почему вы убиваете людей?
— А пошел ты!
Тул сильно ударил Гроу по лицу, и тот упал на спину. Доу еще разок пнул пленника ногой, потом снова поставил на колени.
— За что вы убили тех людей? — спросил Тул.
— Налоги! — выкрикнул Трясина. Из его носа сочилась струйка крови.
— Налоги? — переспросил Ищейка.
Очень странное слово. Он с трудом понимал, что это значит.
— Они не хотели платить!
— Налоги кому? — спросил Доу.
— Бетоду, кому же еще? Он забрал себе эту землю. Разбил все кланы и забрал ее себе! Люди должны платить! А мы собираем дань!
— Налоги, вот как? Какая-то долбаная придумка южан, наверняка! А если они не могут платить? — спросил Ищейка, ощущая тошноту в желудке. — Тогда вы их вешаете, что ли?
— Если они не платят, мы можем делать с ними все, что нам нравится!
— Что вам нравится? — Тул ухватил его за шею и сдавил огромными ручищами, так что глаза Трясины полезли на лоб. — Что вам нравится? А вам нравится их вешать?
— Хватит, Грозовая Туча! — сказал Доу, отдирая здоровенные пальцы Тула от шеи пленника и отпихивая великана в сторону. — Хватит, верзила, это занятие не для тебя — убивать связанного. Для такой работы вы как раз и таскаете с собой меня.
Он похлопал Тула по груди, вытаскивая свою секиру. Трясина кое-как справился с удушьем.
— Грозовая Туча? — прохрипел он, оглядывая их по очереди. — Значит, вы все здесь, так? Ты — Тридуба, вон Молчун, а это Слабейший! Значит, вы не преклонили колени? Тем лучше для вас, черт вас дери! Где Девятипалый, а? — насмешливо спросил Трясина. — Где Девять Смертей?
Доу повернулся к нему, проведя большим пальцем по лезвию секиры.
— Он вернулся в грязь, и ты сейчас присоединишься к нему. Мы слышали достаточно.
— Дай мне встать, сволочь! — крикнул Трясина, сражаясь со своими путами. — Ты не лучше, чем я, Черный Доу! Ты убил больше людей, чем чума! Дай мне встать и дай мне какой-нибудь клинок! Ну, давай! Боишься сразиться со мной, трус? Боишься дать мне шанс, да?
— Это ты зовешь меня трусом? — прорычал Доу. — Ты, который убил детей просто ради забавы? У тебя был клинок, и ты сам бросил его! У тебя был шанс, и ты им не воспользовался. Такие, как ты, ничего больше и не заслуживают! Если тебе есть что сказать, говори сейчас.
— Будьте вы прокляты! — взвизгнул Трясина. — Будь проклята вся ваша…
Секира Доу с силой ударила его между глаз, опрокинув на спину. Трясина немного подергал ногами, и дело было кончено. Никто не пролил слез над этим придурком — даже Форли лишь вздрогнул, когда лезвие вонзилось в череп. Доу наклонился и плюнул на труп, и Ищейка не стал его винить.
Однако с парнишкой было сложнее. Он поглядел на мертвого большими круглыми глазами, затем поднял голову.
— Вы — это они, правда? — спросил он. — Те, кого побил Девятипалый?
— Да, парень, — сказал Тридуба. — Мы — это они.
— Я слышал про вас столько… столько рассказов! Что вы собираетесь со мной делать?
— Да, вот в этом и вопрос, — пробормотал Ищейка сквозь зубы. К сожалению, он уже знал ответ.
— Он не может остаться с нами, — заявил Тридуба. — Мы не берем с собой багаж и не должны рисковать.
— Но он еще совсем мальчик, — сказал Форли. — Может быть, отпустим его?
Мысль была хороша, но очень уязвима, и все понимали это. Парень с надеждой посмотрел на них, но Тридуба быстро пресек его надежду:
— Мы не можем ему доверять. Только не здесь. Он расскажет кому-нибудь, что мы вернулись, и на нас начнут охоту. Нельзя этого позволить. Кроме того, он тоже был на ферме.
— Но что я мог поделать? — воскликнул парнишка. — Какой у меня выбор? Я хотел на юг! Сражаться с Союзом и завоевать себе имя! А меня послали сюда собирать налоги! Если вождь говорит: «сделай то- то», я должен исполнять приказ, разве не так?
— Конечно так, — кивнул Тридуба. — Никто и не думает, будто ты мог что-то изменить.
— Я не хотел в этом участвовать! Я говорил ему, что детей надо отпустить! Поверьте мне!
Форли опустил взгляд на свои сапоги:
— Мы верим тебе.
— Но все равно собираетесь меня убить, черт подери?
Ищейка пожевал губу.
— Мы не можем взять тебя с собой и оставить тоже не можем, — сказал он.
— Я не хотел участвовать в том деле… — повторил парень и повесил голову. — Разве это честно?
— Нет, — сказал Тридуба. — Не честно. Но ничего не поделаешь.
Секира Доу рубанула парня по затылку, и он распростерся на земле лицом вниз. Ищейка сморщился и отвел взгляд. Он знал — Доу специально постарался, чтобы им не пришлось смотреть парнишке в лицо. Это правильно, и Ищейка надеялся, что другим так легче, но для него самого что лицом вверх, что лицом вниз — все одно. Ему стало почти так же тошно, как на ферме.
Это был не худший день в его жизни, далеко не худший. Но это был плохой день.
Ищейка выбрал себе хорошее местечко наверху, в гуще деревьев, и наблюдал из укрытия за идущей по дороге колонной. Он предусмотрительно расположился по ветру от них, чтобы его не выдал запах немытого тела. Процессия казалась очень странной.
С одной стороны, они выглядели как солдаты, готовые вступить в сражение. С другой стороны, все у них было не так: оружие по большей части старое, доспехи у всех разные и нелепые. Маршировали они нестройно и вид имели изнуренный. Большинство солдат были пожилыми людьми с седыми волосами и плешивыми макушками, а остальные еще не успели отрастить бороды — почти мальчишки.
Ищейке подумалось, что на Севере больше ни у кого не осталось разума. Он вспомнил предсмертные слова Трясины: война с Союзом. Неужели вот эта команда идет на войну? Если так, значит, Бетод выскребает горшок до самого дна.
— Что там, Ищейка? — спросил Форли, когда тот вернулся в лагерь. — Что происходит?
— Люди. Вооруженные, но не очень хорошо. Около сотни. По большей части молодежь и старики, направляются на юг и на запад. — Ищейка показал вдоль дороги.
Тридуба кивнул:
— В Инглию. Значит, он не шутит, Бетод. Он действительно воюет с Союзом. Ему никогда не хватит крови! Он посылает в бой всех, кто может держать копье.
В этом, в общем-то, не было ничего удивительного. Бетод никогда не довольствовался полумерами. Либо все, либо ничего — так он действовал и не заботился о тех, кого убьют по дороге.
— Всех до единого, — бормотал Тридуба. — Если шанка сейчас перейдут горы…
Ищейка огляделся вокруг: нахмуренные, озабоченные, грязные лица. Он знал, о чем говорит Тридуба; они все понимали это. Если шанка придут сейчас, когда на Севере нет никого, способного
