Тогда Байяз разбил длинный стол при помощи своего искусства.
— Магии, да?
— Так говорится в предании. Это произвело на Гарода глубокое впечатление…
— Вполне могу понять.
— И он согласился следовать советам мага.
— А именно?
— Основать столицу здесь, в Адуе. Помириться с кем-то из соседей, объявить войну другим. А также согласился с тем, когда и как это следует делать. — Старик, прищурившись, посмотрел на Глокту. — Кто рассказывает историю, вы или я?
— Вы, конечно. — «И ты не торопишься с этим».
— Байяз сдержал свое слово. Через какое-то время Срединные земли были объединены, Гарод стал их первым высоким королем, и зародился Союз.
— И что потом?
— Байяз оставался главным советником Гарода. Все паши законы и установления, устройство нашего правительства — все это, говорят, изобретено им и претерпело лишь немногие изменения с тех далеких дней. Байяз основал закрытый и открытый советы, он сформировал инквизицию. После смерти Гарода он покинул Союз, но пообещал однажды вернуться.
— Понимаю. Что из этого является правдой, по вашему мнению?
— Трудно сказать. Маг? Волшебник? Чародей? — Старик посмотрел на колеблющееся пламя свечи. — Для дикаря вот эта свеча покажется магией. Очень тонкая черта отделяет магию от мошенничества, не так ли? Но Байяз был очень умным человеком, и это факт.
«Все бесполезно».
— А что было до того?
— До чего?
— До Союза. До Гарода.
Старик пожал плечами.
— Во времена темных веков мало заботились о ведении летописей. Мир лежал в хаосе после войны между Иувином и его братом Канедиасом…
— Канедиасом? Мастером Делателем?
— Ну да.
«Канедиас. Он смотрит на меня со стен моей маленькой комнатки в подвалах очаровательного домика Секутора. Иувин лежит мертвый, а одиннадцать его учеников-магов идут мстить за него. Я знаю эту историю».
— Канедиас, — пробормотал Глокта. Образ темной фигуры с языками пламени за спиной четко стоял в его мозгу. — Мастер Делатель. А он существовал в действительности?
— Трудно сказать. Он находится посередине между мифом и историей, я полагаю. Возможно, в его истории есть некое зерно истины. Кто-то же построил эту здоровенную чертову башню, а?
— Башню?
— Ну да, Дом Делателя! — Старик обвел жестом комнату вокруг себя. — Говорят, все это построил тоже он.
— Что, и библиотеку?
Старик рассмеялся:
— Весь Агрионт. По крайней мере, скалу, на которой он стоит. И Университет тоже. Он построил его и назначил первых адептов, чтобы помогали ему в работе, в чем бы она ни заключалась, и проникали в природу вещей. Мы все ученики Делателя, хотя я сомневаюсь, что об этом знают там, наверху. Он ушел, но работа продолжается, так?
— В каком-то смысле. А куда он ушел?
— Ха! Он мертв. Ваш друг Байяз убил его.
Глокта поднял одну бровь.
— В самом деле?
— Так гласит предание. Вы не читали «Падение мастера Делателя»?
— Эту чушь? Я считал, что там одни выдумки.
— Так и есть. Эффектная дешевка, но она основана на писаниях того времени.
— Писаниях? А что-нибудь из подобных вещей уцелело?
Старик прищурил глаза:
— Кое-что.
— Кое-что? И они есть здесь, у вас?
— Да. Особенно интересен один документ.
Глокта твердо посмотрел в глаза старика и произнес:
— Принесите его мне.
Древняя бумага хрустела в пальцах адепта-историка, когда тот осторожно разворачивал свиток и расстилал его на столе. Желтый морщинистый пергамент с обтрепавшимися от возраста краями густо покрывали неразборчивые письмена — странные, совершенно непонятные для Глокты.
— Что это за язык?
— Древний язык. Лишь немногие теперь могут прочесть его. — Старик указал на первую строку. — Здесь написано: «Повествование о падении Канедиаса, третий из трех».
— Третий из трех?
— Из трех свитков, я предполагаю.
— А где еще два?
— Утрачены.
— Хм.
Глокта взглянул в бесконечную тьму книгохранилища: «Удивительно, если хоть что-то не пропало в этих дебрях».
— О чем здесь еще говорится?
Старик-библиотекарь вгляделся в непонятные письмена, скудно освещенные трепетным светом единственной свечи. Он провел дрожащим пальцем по пергаменту, беззвучно шевеля губами.
— «Велика была их ярость».
— Что?
— Это начало: «Велика была их ярость». — Он медленно принялся читать: — «Маги преследовали Канедиаса, обратили в бегство верных ему. Они разрушили его твердыню, обратили в руины его дома и перебили его слуг. Сам Делатель, тяжко раненный в битве с братом Иувином, нашел убежище в своем Доме». — Старик развернул следующую часть свитка. — «Двенадцать дней и двенадцать ночей маги обращали свой гнев на врата, но не могли оставить на них следа. Затем Байяз нашел путь внутрь…»
Адепт разочарованно провел рукой по пергаменту: сырость или что-то еще оставило на нем пятно, так что знаки в следующих строках расплылись, и их невозможно было прочесть.
— Я не могу разобрать… — проговорил он. — Кажется, что-то насчет дочери Делателя…
— Вы уверены?
— Нет! — отрезал старик. — Не хватает целого куска!
— Тогда оставьте его! Читайте с того места, где вы можете быть уверены.
— Хорошо, посмотрим… «Байяз преследовал его до самой крыши, и сбросил его оттуда». — Старик шумно прокашлялся. — «Делатель упал, пылая огнем, и разбился о мост, что был внизу. Маги искали семя вверху и внизу, но не нашли его».
— Семя? — недоуменно переспросил Глокта.
— Больше здесь ничего не написано.
— Какого черта это может значить?
Старик откинулся на спинку кресла. Он явно наслаждался редкой возможностью побеседовать на тему, которую знал досконально.
— Это означает конец эпохи мифа и зарождение эпохи разума. Байяз, маги — они олицетворяют
