сарай!
— Я прекрасно осознаю наше положение! — резко сказал Глокта. — «В последние несколько дней в воздухе так пахнет паникой, что это чуют даже мертвецы». — Однако приказ архилектора абсолютно ясен: сражаться до последнего человека. Никакой капитуляции.
Плечи Виссбрука поникли.
— Все равно капитуляция не поможет.
Он встал, механически одернул мундир, затем медленно задвинул свой стул под стол. Глокта почти жалел его в эту минуту.
«Возможно, он заслуживает жалости, но весь запас ее я растратил на Карлотту дан Эйдер. Хотя она-то как раз вряд ли этого заслуживала».
— Позвольте дать вам маленький совет. С точки зрения человека, видевшего гуркскую темницу изнутри. Если город падет, настоятельно рекомендую вам покончить с собой, но не позволить взять себя в плен.
Глаза генерала Виссбрука на мгновение широко раскрылись, затем он опустил взгляд на великолепный мозаичный пол и сглотнул. Когда он вновь поднял лицо, Глокта с удивлением увидел на его губах горькую усмешку.
— Это не совсем то, на что я рассчитывал, когда пошел в армию.
Глокта тоже криво ухмыльнулся и постучал тростью по изувеченной ноге.
— Я могу сказать то же самое. Как писал Столикус? «Вербовщик продает мечты, но поставляет кошмары».
— Цитата весьма уместна.
— Если это хоть как-то вас утешит, я сомневаюсь, что меня ждет лучшая участь.
— Утешение небольшое.
Виссбрук щелкнул до блеска вычищенными каблуками и встал навытяжку, как струна. На несколько мгновений он замер, затем без единого слова развернулся к двери и удалился. Его гулкие шаги постепенно стихли в коридоре снаружи.
Глокта взглянул на Кадию.
— Невзирая на то, что я сказал генералу, я советую вам сдать город при первой удобной возможности.
Усталый взгляд Кадии скользнул вверх.
— После всего этого? Теперь?
«В особенности теперь».
— Может быть, император все же проявит милосердие. Так или иначе, я не вижу для вас выгоды в том, чтобы сражаться дальше. Пока еще осталось кое-что, о чем можно поторговаться. Как знать, вдруг вы сумеете о чем-то договориться.
— Такое утешение вы мне предлагаете? Милость императора?
— Больше у меня ничего нет. Как вы мне говорили насчет человека, заблудившегося в пустыне?
Кадия кивнул.
— Чем бы это ни кончилось, я хочу поблагодарить вас.
«Благодарить меня, глупец?»
— За что? За то, что я разрушил ваш город и оставил вас на милость императора?
— За то, что вы проявили к нам уважение.
Глокта фыркнул.
— Уважение? А мне казалось, я просто говорил вам то, что вы хотели услышать, поскольку хотел получить то, что мне нужно!
— Может быть, и так. Но благодарность не стоит ничего. Да пребудет с вами Бог!
— Бог не пойдет за мной туда, куда я отправляюсь, — пробормотал Глокта, глядя вслед Кадии, который медленно, волоча ноги, выходил из комнаты.
Коска широко улыбнулся ему, задрав свой длинный нос.
— Значит, обратно в Адую, наставник?
— Совершенно верно, обратно в Адую.
«Обратно в Допросный дом. Обратно к архилектору Сульту».
Едва ли это была радостная мысль.
— Может быть, мы еще увидимся там.
— Вы так думаете?
«Более вероятно, что тебя растерзают на куски вместе с остальными, когда падет город. И ты упустишь возможность посмотреть, как меня повесят».
— Если я чему-то и научился в жизни, так это тому, что всегда остается шанс на лучшее — Коска ухмыльнулся, оттолкнулся от стены и зашагал к двери, небрежно положив руку на эфес своей сабли. — Мне будет очень жаль, если я потеряю хорошего работодателя.
— Мне тоже будет очень жаль, если вы меня потеряете. Однако приготовьте себя к возможному разочарованию. Жизнь ими полнится.
«И то, чем она кончается, зачастую бывает величайшим из разочарований».
— Ну что ж, если одному из нас суждено разочароваться... — Коска поклонился в дверном проеме, театрально взмахнув рукой; облезлая позолота на его некогда великолепной кирасе блеснула в луче утреннего солнца. — Знакомство с вами было для меня большой честью.
Глокта сел на постели, ощупывая языком беззубые десны и потирая пульсирующую ногу. Он оглядел свои апартаменты.
«Точнее, апартаменты Давуста. Вот здесь однажды среди ночи меня напугал старый колдун. Здесь я смотрел в окно на пылающий город. Здесь я был чуть не съеден четырнадцатилетней девочкой. Ах, счастливые воспоминания...»
Глокта сморщился от боли, вылез из кровати и проковылял к единственному сундуку, который он взял с собой в Адую.
«И здесь же я дал расписку на миллион марок, предоставленных мне банкирским домом „Валинт и Балк“. — Он вынул из внутреннего кармана плаща плоский кожаный футляр, который дал ему Мофис. — Полмиллиона марок в ограненных камнях, почти не тронутые».
Глокта снова ощутил неудержимую тягу открыть футляр, погрузить пальцы в груду камней, почувствовать в своей руке эту прохладную, твердую, постукивающую квинтэссенцию богатства. Он с трудом поборол искушение, с еще большим трудом нагнулся, одной рукой отодвинул в сторону часть сложенной одежды, а другой рукой спрятал под нее футляр.
«Черное, черное, все черное. Ей-богу, мне стоило бы как-то разнообразить свой гардероб...»
— Уходите, не попрощавшись?
Глокта резко выпрямился, и его чуть не вырвало от острого спазма, пронзившего спину. Он протянул руку и захлопнул крышку сундука как раз вовремя, чтобы растянуться сверху, когда его нога подвернулась. Витари стояла в дверях, мрачно глядя на него.
— Черт возьми! — прошипел он, брызжа слюной через дыры в зубах при каждом судорожном выдохе. Его левая нога онемела, как деревяшка, а правую крутила мучительная боль.
Мягко ступая, Витари прошла в комнату, посматривая прищуренными глазами вправо и влево.
«Проверяет, нет ли тут кого-нибудь еще. Значит, частный разговор. — Его сердце забилось чаще, когда она медленно закрыла дверь, и не только из-за судорог в ноге. Ключ щелкнул в замке. — Только мы вдвоем, я и она. Ужасно волнующе!»
Она тихо прошла по ковру, ее длинная черная тень вытянулась по направлению к нему.
— Мне казалось, мы заключили сделку, — прошептала она из-под маски.
— Мне тоже, — резко отозвался Глокта, отчаянно пытаясь принять более достойную позу. — Но после этого я получил маленькую записку от Сульта. Он хочет, чтобы я вернулся, и я думаю, мы оба догадываемся почему.
