полученные Сидмаусом, и его чрезвычайные полномочия, по-моему, ничего не меняют. Нельзя вовлекать в такое дело любого человека, способного произносить речи, не правда ли?
Эндрю громко рассмеялся, хлопнув себя по коленям.
– О, это просто великолепно, Джастин!
– Что ты, Дрю, видишь в этом смешного, черт побери? Ты не хуже меня знаешь, что правительство не собирается начинать террор. И полагаю, лейстерские трикотажники не жаждут увидеть, как моя голова скатится с плахи. Они хотят накормить свои семьи, хотя и понимают, что разрушение машин не поможет им в этом. Ну а что касается парламентской реформы, то дело, полагаю, кончится несколькими мелкими переменами…
– Но это же просто замечательно, Джастин! – повторил Эндрю. – Граф ожидал от тебя именно таких слов. Поэтому-то он и хочет отправить тебя в Ланкашир. Правительству нужны такие умеренные ораторы, как ты. Отец хочет, чтобы ты пошел по его стопам и…
– По его стопам? Боже правый, Дрю,
– О нет, Джастин, я не могу. Ты же разбираешься во всем лучше, чем
– Нет, Дрю, – прервал Роан кузена. – Я уже сказал тебе, что не собираюсь занять там кресло. Что же касается Ланкашира, то, при всем уважении к графу, боюсь, об этом не может быть и речи. – Роан поставил нетронутый бокал на столик и поднялся. Эндрю хотел возразить Роану, но тот опередил его: – Дождь прекратился, Дрю. Тебе самое время прогуляться верхом. Деревенский воздух после хорошего ливня ни с чем не сравним. А я должен поработать. Итак, если…
– Граф будет весьма недоволен, Джастин. Кажется, он намерен приехать сюда сам, если не ошибаюсь, – ухмыльнулся Эндрю, нехотя поднимаясь с дивана.
– Предоставь графа мне, – сказал Роан с уверенностью, которой совсем не испытывал. К чему ему визит более чем проницательного дяди, если его проблемы не имеют ничего общего с парламентской реформой? Виконт настойчиво, однако предельно любезно подтолкнул кузена к двери, и наконец, остался один, пообещав выпить с ним перед обедом.
Плотно прикрыв двери, Роан подошел к письменному столу, отодвинул кресло, опустился в него и закрыл лицо руками. Хотя Эндрю и отвлек его на некоторое время от тягостных мыслей, виконт больше не мог уклоняться от решения вопроса. Что ему делать, черт побери? Все это с самого начала было вопросом чести. Резко отодвинув кресло, он направился к столику, наполнил бокал и подошел к камину. Опершись рукой о каминную доску, он опустил голову и уставился в пространство.
Честь, всегда и везде честь! Именно это стало причиной всего. Долг чести Лэндона, собственная честь виконта, честь его покойных родных, а теперь еще честь джентльмена… Роан отпил бренди, хотя решил сегодня не пить. Посмотрев на хрустальный бокал, он злобно прищурился. После разговора с Эндрю все усложнилось еще больше. Придется подумать и о графе. В детстве Роан провел с дядей и кузеном в Кенте столько же лет, сколько и здесь. Он не сомневался, что граф любит его как сына, поэтому будет горько разочарован, если узнает о событиях прошлой ночи. Тут на ум Роану пришли слова, сказанные дядей в «Уайтсе»: «Реванш сильнее ударяет по тому, кто его жаждет», – сказал он тогда. Как ему убедить графа в том, что он вовсе не хотел доводить дело до разорения Морайи Лэндон? «Никогда, – подумал он, – никогда мне его в этом не убедить».
– Будь все проклято и пропади пропадом! И пропади пропадом моя проклятая честь! – злобно воскликнул Роан и швырнул бокал в чугунную решетку камина, разбив его вдребезги.
Он смотрел тупым взглядом на решетку, не сознавая, что разбил старинный хрусталь. Не больше осознавал виконт и то, что совершил прошлой ночью. Роан провел рукой по волосам и вспомнил Морайю. Перед его мысленным взором возникли аметистовые глаза, и он снова почувствовал тепло ее соблазнительного тела. Виконт никогда раньше не задумывался всерьез о женитьбе, а теперь на минуту представил себе свой брак с Морайей Лэндон. Да, это обещало восхитительные ночи. Его мрачное лицо просветлело, когда он вообразил Морайю в своей постели, ее глаза, затуманенные страстью, такие, как прошлой ночью.
Но дни… Что может он сказать об этом, почти не зная Морайю? Она, конечно, весьма практичная молодая особа, и Роан не сомневался, что Морайя отлично вела бы его дом. Он догадывался также, что ее спокойствие и твердость свидетельствуют о волевом характере, а это ему совсем не нравилось. Но смелость девушки и сильное, хотя и несколько необычное чувство чести восхищали его. У виконта мелькнула мысль, что многие мужчины на его месте сочли бы ее нравственность далеко не безупречной. Однако Роан укорял в происшедшем себя, а не ее, поскольку Морайя была девственницей. Ее храбрость и решительность внушали ему уважение, но Роан иронически улыбнулся, понимая, что такие качества жены понравятся далеко не каждому мужчине.
Жена! Что за дьявольщина лезет ему в голову? Роан снова нахмурился. Как он смеет помышлять о женитьбе на Морайе Лэндон? Шесть последних лет жизни он посвятил тому, чтобы разорить ее семью. Может ли человек внезапно отказаться от всего, в чем был убежден и к чему стремился, с тех пор как себя помнил?
Впервые после приезда сюда, виконт посмотрел в зеркало, висевшее над каминной доской. Лицо его выглядело изможденным, морщины в углах глаз и рта углубились. «Как, – с горечью спросил себя Роан, – я буду смотреть каждое утро в это зеркало, как сохраню уважение к себе, если, забыв родственные чувства, соединюсь с одной из Лэндонов? И как мне жить дальше, если я этого не сделаю!
Он опустил глаза и, поднеся руку ко лбу, заметил, что она дрожит. Пока Морайя Лэндон не явилась в его дом, мир казался ему черно-белым. Все было так ясно… Он снова взглянул в зеркало. В смотревших на него оттуда глазах не было их обычной яркой голубизны. Они стали какими-то уныло-серыми.
Глава 15
Сердце Морайи бешено колотилось, когда она постучалась в дверь охотничьего домика лорда Роана. Как только он открыл ей, в дверной проем хлынул лунный свет, и она увидела виконта в кремовой рубашке с открытым широким воротом и широкими рукавами. Дул прохладный ветерок, и Морайя удивилась, что от одного вида Роана ей вдруг стало тепло. В рубашке и свободных коричневых брюках он походил на обычного провинциального джентльмена, хотя что-то пиратское сохранилось в его облике. Для полного сходства не хватало лишь черной повязки на глазу. Темно-каштановые волосы были взъерошены, словно он теребил их, беспокойно о чем-то размышляя. Морайя не понимала, что могло его взволновать. Она заметила, что глаза у виконта усталые, и почувствовала, как они сверлят ее. Но тут лицо Роана осветилось улыбкой.
