самых чувствительных местах.
– Если ты мне сейчас же не покажешь, я умру, – сказала она.
– О, я могу тебе много чего показать, – сказал он, надавил пальцами, отпустил, снова надавил и, когда она подалась ему навстречу, прошептал: – Да, так, так, любимая, еще, еще.
Наслаждение заставило ее забыть обо всем на свете. Она словно взлетела на качелях. Тело еще извивалось, он раздвинул ей ноги и вошел в нее.
– Прости, дорогая, боль скоро пройдет, – прошептал он. – О, Джулиана!
Теперь он двигался в ней. Она не шевелилась, вцепившись в него, и не отступила, даже когда он со стоном упал на нее.
Когда он затих, она уткнулась ему в мокрое плечо и сказала:
– Спасибо.
Он учащенно дышал, потом немного отодвинулся и с беспокойством спросил:
– С тобой все в порядке?
– О да. Не так уж и больно.
Он хохотнул:
– Боже, как легко доставить тебе удовольствие. Надеюсь, у нас будет время и место, чтобы я тебя научил. Но я не жалею. Спасибо, и прости меня.
Она ничего не сказала, обняла его, но отвернулась, чтобы он не почувствовал ее слез.
Поэтому его слез она тоже не почувствовала.
Они умылись из небольшого ведра, и, поскольку полотенце намокло, он настоял на том, чтобы она вытерлась его рубашкой. Потом они лежали и разговаривали.
– У тебя шрам, – сказала она. Она отдалась ему душой и телом вопреки всему, чему ее учили, но все еще осторожничала, потому что многого о нем не знала.
– Да, на спине, ты не могла не почувствовать. Узловатый шрам от плеча до пояса. Тебе неприятно?
– Нет, конечно. – Она готова была убить того, кто посмел нарушить совершенство этого тела. – Но он наверняка беспокоил тебя.
Кристиан пожал плечами и поудобнее устроил ее голову у себя на груди.
– Тогда – да. Это след кнута. Его оставил сверх-ревностный стражник на «Орионе», в Халксе. Больше это не повторялось. Его проучили. Об этом позаботились отец, братья и друзья. – Он понимал ее замешательство. – Если стражники хотят выжить, они должны научиться различать, когда можно, а когда нельзя злоупотреблять властью. Власть есть власть, даже в цепях. По закону они могут убить заключенного, но не осмелятся, если у того есть друзья.
Она лежала очень тихо. Когда он говорил о своих демонах, у нее ныло сердце. Он, кажется, этого не понимал, говорил так, будто все еще был арестантом. Она похолодела при мысли о том, что это так и есть, и накрыла руками его бьющееся сердце, словно хотела защитить.
– У Эймиаса шрамов больше, и они глубже. Но знаешь, – с удивлением сказал он, – я даже стал счастливее сейчас, здесь, потому что могу оглянуться назад и убедиться, что все это в прошлом. Ты изгнала Ньюгейт из памяти. Мистика. – Он поднял голову и попытался разглядеть ее лицо. – Что ж, посмотрим, сможешь ли ты заставить меня забыть остальное?
Она улыбнулась и потянулась к нему.
– Ты уверена, что боль прошла? – спросил он. Джулиана поднялась, наклонилась над ним так, что укрыла копной своих волос, и поцеловала.
– Чтобы забыть все остальное, понадобится много времени, – сказал он и погладил ее по волосам.
И это действительно заняло много времени. Он долго ее ласкал, прежде чем снова овладеть ею.
– Какое же это наслаждение, – сказала она позже, когда они лежали в объятиях друг друга.
– Я рад, – сказал он, – потому что сегодня уже не смогу дать тебе ничего, кроме понимания.
Они засмеялись и стали бормотать нежности и всякую любовную чепуху. О сне никто из них и не думал. Ведь неизвестно, когда еще они увидятся и увидятся ли вообще. Они болтали, как старые друзья, а целовались, как любовники. О наступлении утра не обмолвились ни словом.
Глава 22
Они лежали измученные, но счастливые. – Извини, мне жаль, – нежно произнес Кристиан.
– Мне нет, – сказала она.
– Я старался тебя поберечь, хотел отойти, пока не скомпрометировал тебя полностью. Когда понял, что не смогу это сделать, хотел отодвинуться. Но я не устоял, здесь у меня протухли мозги, а ты меня окончательно сокрушила. Но прелестный цветок не виноват в том, что его хочется сорвать. Это полностью моя вина, извини.
– Я ни о чем не жалею, – сказала она. – Только о том, что ты здесь.
Он подсунул руку ей под спину, закрыл глаза и не заметил, как уснул.
Она слышала его ровное дыхание и, наконец, повернулась, чтобы посмотреть на него спящего. Она подавила желание притронуться к нему, не двигалась, даже не вытащила затекшую ногу из-под его ноги, чтобы не нарушить его сон.
Она тихо лежала, очарованная тем, что они вместе, пока не стало прорисовываться узкое окошко под
