А мужчины смотрят на меня так, словно ожидают, что я могу доставить им какое-то сверхъестественное удовольствие, поскольку у меня такая эротическая внешность. Вернее, экзотическая. — Бренна покраснела. — Да, именно так они и смотрят на меня. — Черные цыганские глаза Бренны сверкнули. — Я знаю, какая у меня репутация в нашей деревне. Отчасти это связано с тем, что я уже однажды была помолвлена, но главное — всем не дает покоя мой внешний вид. Что в нем особенного?
— Ты похожа на других членов твоей семьи, Брен. Ты же копия матери. А что касается эротичности, — улыбнулся Раф, — с этим я согласен. Она, несомненно, есть в тебе, и я с нетерпением жду, когда мне удастся убедить в этом и тебя.
Раф подошел к Бренне и заглянул в глаза, затем коснулся ее волос, восхищаясь красноватым оттенком, который придал им свет ламп.
— Этот отсвет делает нас похожими, — задумчиво произнес он, приложив ладонь к щеке Бренны. — Когда же мы наконец по-настоящему станем мужем и женой?
Этот вечер был очень тяжелым для них, и Раф подумал, не произвела ли на Бренну угнетающее впечатление его семья, не испытывала ли она стыд, как и он, когда признался, что сомневается в своем происхождении. Интересно, как отреагировала бы на это Аннабел? Раф решил, что едва ли рассказал бы ей об обстоятельствах своего рождения. Ему пришла в голову нелепая мысль, что, возможно, Аннабел даже наслаждалась бы колкостями, которыми обменивались члены его семьи. Бренна же, напротив, была возмущена, но с честью выдержала это испытание. Раф гордился женой, восхищался ее стойкостью и стремлением защитить его. Кроме того, сейчас он был очарован чувственностью Бренны.
Раф коснулся ее губ легким поцелуем, как бы вопрошая. В ответ Бренна обвила руками его шею и, затрепетав, улыбнулась.
Она видела, что Раф желает ее. Он крепко обнял Бренну и поцеловал так, будто хотел слиться с ней воедино. Ощутив его восставшую плоть, она бурно отвечала на ласки и прижималась к нему всем телом.
Наконец Раф оторвался от ее губ и глубоко вздохнул. Он слегка отстранился от нее, хотя продолжал держать в кольце своих рук, и Бренна заметила, как они дрожат.
— Брен, любовь моя! — прерывисто прошептал Раф. — Еще немного — и мы сделаем то, чего не должны совершать в последнем приюте этого человека, хотя я не знаю, как Гриффин отнесся бы к этому. Он был горячим и дерзким парнем… Как рыжеволосый любовник моей матери, — с горечью добавил он. Затем тряхнул головой, как бы отгоняя тяжелые мысли. — Пойдем. — Раф взял ее за руку. — Хватит о прошлом. Давай лучше подумаем о будущем.
Он погасил лампы, запер дверь и калитку. В тишине ночи они пошли к дому, держась за руки. Их напряженное молчание было наполнено нарастающей страстью. Оба сознавали, что, вернувшись в дом, наконец дадут волю чувствам.
Бренна ликовала. Раф сказал «любовь моя»! Может, эти слова для него привычны и он произнес их не задумываясь? Однако она впервые услышала их от Рафа, и это кое-что значило. Он женился на ней поспешно, но не потому, что они были безумно влюблены друг в друга, как его отец и мать. Наверное, поэтому их отношения только начинают развиваться. Бренна понимала, что, помимо дружбы, они испытывают страсть. Ей безразлично, чей сын Раф. Сейчас она трепетала от одного прикосновения его руки и надеялась, что, возможно, он забыл о своей изысканной леди и хочет любить только ее.
Они вошли в дом, быстро и молча миновали холл и… едва не столкнулись с Грантом, который вышел из гостиной и приветствовал их.
— Ну, как Гриффин принял вас? — насмешливо спросил он. — Жаль, что у нас нет забавных семейных легенд о нем, которые помогали бы проверять достоинства членов семьи. Однако он замечательный парень, не так ли?
Лицо Гранта раскраснелось, глаза блестели, и от него попахивало бренди. Раф посмотрел на него, крепко сжимая руку Бренны.
— Да, жаль, — отрывисто бросил он. — Но все это не относится ко мне, не так ли? Ведь я не член семьи.
Глаза Гранта удивленно расширились. Он присвистнул и поднял руку кверху, изображая ужас, хотя другой сжимал бокал с бренди.
— Вот как! Значит, ты все рассказал ей. Больше, чем сам Гриффин? Ну и что? Еще ничего не доказано. Единственное доказательство покоится в могиле в Кале. Или сохранилось в дальних уголках памяти нашей дорогой матери. А ее память, как известно, меняется в зависимости от обстоятельств. Я даже не думаю, что она сама знает больше, чем мы.
— Она знает только то, что ее сыновья не должны обсуждать подобные вещи, — сердито сказала Сильвия, выходя из гостиной.
— А кому из них ты отдаешь предпочтение, дорогая? — вопросил маркиз, следуя за ней.
— Неужели не ясно? — Грант натянуто улыбнулся. — Разве мне не приходилось постоянно слышать о своем замечательном, отважном младшем брате с добрым и храбрым сердцем, совсем не похожим ни на меня, ни на своего отца… а может, и похожим, кто знает?
Раф нахмурился;
— «Замечательный, отважный брат»? Никогда не слышал такого.
— Зато его отец слышал, — медленно произнес маркиз. — Я имею в виду себя, конечно.
— Я просто повторяла отзывы о Рафе во время войны, — холодно промолвила маркиза. — А если вы неправильно истолковывали мои слова, так это не делает вам чести.
— Мы правильно истолковывали то, что оставалось невысказанным каждый раз, когда ты читала военные сводки вслух за столом, — заметил Грант. — Это происходило каждое утро, и до самого вечера мы слышали только о храбрости, чести и достоинстве. Как приятно было узнать, что ты ценишь эти качества. Особенно с тех пор, как открыла их в своем младшем сыне.
— Мне тоже было бы приятно знать это! — Глаза Рафа блеснули.
— Речь шла не столько о тебе, — резко пояснила Сильвия, — сколько об отсутствии этих качеств в твоей семье.
— В какой семье, дорогая? — вкрадчиво осведомился муж.
Бренна судорожно вздохнула. Раф тут же повернулся к ней.
— Я очень устала, — промолвила она слабым голосом. — Не возражаешь, если я пойду спать? — Бренна не принадлежала этой семье, хотя надеялась войти в нее. Но теперь ей не хотелось этого. Эти люди постоянно нападали друг на друга, и она не желала больше слушать, как они терзают Рафа.
— Хорошо. — Раф кивнул. — Путешествие было очень тяжелым. Извините нас, мы идем спать. Спокойной ночи.
— Ну да, конечно. — Грант окинул взглядом Бренну с головы до ног.
Было ясно, что он подразумевал, и лицо Рафа приняло жесткое выражение. Он сердито посмотрел на брата. Грант отступил. Раф снова кивнул.
— Спокойной ночи, — твердо сказал он.
— Спокойной ночи, — ответила мать с улыбкой и легкой насмешкой в голосе. — Надеюсь, вы хорошо отдохнете. Я поместила вас в комнату для новобрачных.
Раф взял Бренну за руку и повел вверх по лестнице. Оба чувствовали на себе взгляды стоявших в холле. Достигнув верхней площадки, они услышали смех, донесшийся снизу.
— Они злятся друг на друга, — пояснил Раф. — Это в порядке вещей. Они еще долго будут сдирать шкуру друг с друга. Затем Грант отправится в деревню к какой-нибудь бедной дурочке, которую содержит для своих прихотей, а родители, натешившись перебранкой, отправятся в спальню, обнявшись, как любовники. Я все это уже видел не раз. Пусть тебя не беспокоят все эти выходки.
— Но ведь они задевают тебя.
— Я привык. — Раф вошел вместе с Бренной в спальню и плотно закрыл дверь.
Бренна заметила, как напряжены его плечи и как он, молча беспокойно ходит по комнате с невидящим взглядом и озадаченным выражением лица. Она оглядела спальню, отделанную в золотистых и зеленых тонах, с лепным потолком в стиле английской неоклассики. На розовых облаках резвились пухлые обнаженные херувимы, окружавшие высокомерную Венеру, на которую взирал пылкий Марс. Эта спальня, явно предназначенная для новобрачных, была соответствующе оформлена и обставлена, однако Бренне
