правительство, всегда должен быть начеку. А у него тогда сложились трудные отношения с весьма решительной дамой, и сейчас они никуда не делись. Молодой человек застонал, подумав об этом. Как он мог предложить женщине только руку, но не сердце? И почему сердце молчало?
Один за другим все его закадычные друзья повлюблялись. Драмму казалось, что это похоже на внезапное падение, когда человек, выйдя прогуляться, вдруг летит в пропасть и оказывается в каком-то новом, совершенно незнакомом мире. Сегодня один из друзей такой же, как всегда. А назавтра он смущен, захвачен новыми эмоциями и готов переменить свою жизнь из-за того, что встретил единственную любимую женщину. И каждый из них действительно изменил жизнь. Каждый стал частью пары. Нет, более того — каждый стал словно половинкой ножниц, предметом, бессмысленным без другой половинки.
Драмм чувствовал себя одиноким. Его одолевало беспокойство, желание встретить родственную душу. В чем же тайна? Как это происходит? Почему он не может влюбиться? Были женщины, с которыми приятно побеседовать, и другие, с которыми можно поразвлечься. Но ни одной он не хотел посвятить свою жизнь, а как еще можно относиться к жене. Ему нравились женщины. Нет ничего восхитительнее женской компании и ничего более волнующего, чем женское тело. Ему нравился женский взгляд на вещи, то, как женщина способна облагораживать окружающих ее мужчин, и он наслаждался женским умением пробуждать в избраннике необузданные чувства. Он дружил с женщинами и имел любовниц, но все проклятие заключалось в том, что эти две ипостаси редко совпадали. Он как-то предложил женщине выйти за него замуж, но та не приняла импульсивного предложения, сделанного наполовину из жалости, наполовину под влиянием страсти, а в целом под влиянием момента. Она вышла за другого, отдавшего ей всю душу. «Я бы тоже отдал, — с тоской подумал Драмм, — за одну секунду, на одном дыхание! Если бы только знал, что значит влюбиться!»
Сейчас его мучила физическая боль. Нога и голова. От жары становилось еще хуже. Он задыхался, горел. Попытался повернуться, чтобы сбросить одеяла. Напрягся, но не смог даже пошевелиться.
— Ну-ну, — услышал он тихий голос. — Все в порядке. Успокойтесь. Мы здесь.
Он открыл глаза. Девушка склонилась над ним. Мальчики придвинулись вплотную и держали его так крепко, что стало еще больнее. Незнакомка пристально смотрела на него, и ее лицо отражало то же страдание, которое он ощущал. Славные карие глаза. Мальчишки смотрели на него голубыми, зелеными и черными глазами. Наверное, сон продолжается. Драмм зажмурился, сжал зубы.
— Я бы лежал спокойно, — сказал он, — если бы меня не поджаривали заживо.
Девушка и мальчики испуганно переглянулись, еще крепче сжав его.
— Чертовски… ужасно жарко здесь, — удалось выговорить ему. — Нельзя ли попросить вас убрать несколько одеял, пока я не испекся окончательно?
— О! — произнесла женщина.
— Я тебе говорил, — сказал ей один из мальчиков.
— Мы его совсем задушили, — добавил второй. — Сколько на кровати одеял?
— Пять, — ответила она и запальчиво добавила: — Мы же должны держать его в тепле.
Установилось красноречивое молчание. Но Драмма теперь держали не так крепко, как раньше. Женщина убрала одеяло, потом второе, третье.
— Так лучше? — спросила она.
Он кивнул и поморщился, потому что от этого движения закружилась голова. В глазах все поплыло. Бедняга постарался собраться, ответил:
— Спасибо. — В комнате явно стало темнее. Драмм почувствовал, как нежная рука обхватила его за плечи, и ощутил запах женских духов. Жимолость, подумал он, вдыхая глубже, успокоенный и возбужденный одновременно, и почему-то припомнилось лето в самом разгаре.
— Выпейте, пожалуйста, — попросила незнакомка, склонившись к самому его уху. — Это уймет боль.
Он не поверил. Ничто не может унять боль, которая вгрызается в его тело. Его голову приподняли, а к губам поднесли чашку. Напиток был горьким, как все лекарства, однако он выпил и, измученный, опустился на подушку. Драмм уже уплывал куда-то, когда снова услышал ее голос, звучавший низко, требовательно:
— Пожалуйста, скажите снова, как вас зовут.
— Драмм, — ответил он. — Меня зовут Драмм… Драмм. Черт, голова ужасно болит. Вы уверены, что это было лекарство?
Все стало расплываться перед его глазами. Подростки, говорили девушке, что у него в голове гром и тарарам. Действительно, так и было.
— Мы можем послать за кем-нибудь? — спросила его обаятельная незнакомка. — Кто-то наверняка ждет вас? — Она пыталась объяснять так, чтобы он понял.
Раненому потребовалось много времени для ответа, думать было трудно. Лекарство отупляло его. Драмм был очень доволен собой, когда смог наконец ответить. Конечно, он вспомнил об отце. Но потом подумал, что может умереть, так и не исполнив его заветнейшее желание. Это было очень печально.
— Есть кто-нибудь, кто обеспокоится из-за вашего отсутствия? — продолжала настаивать женщина. Драмм вздохнул.
— И да и нет. Вот в чем проблема, — а потом опять стало темно, и он не услышал ответа.
Глава 3
— Нет, — сказал Драмм, накрывая чашку ладонью. — Пожалуйста, хватит лекарств.
Александра ошеломленно посмотрела на больного. Он два дня ничего не говорил.
— Я сегодня проснулся рано, — продолжал он, устало улыбнувшись, — до рассвета. Вы еще спали.
Девушка поплотнее закуталась в шаль. Правило соблюдалось неукоснительно — кто-то всегда должен находиться у его постели, пусть даже дремать, поскольку доктор посоветовал ни на минуту не оставлять больного в одиночестве. Александра пришла сменить Кита, когда небо только-только начинало светлеть. Кит пошел к себе, отрицательно покачав головой, — это означало, что больной не пошевелился. Она опустилась в кресло и, должно быть, заснула. Потом очнулась, удивленная тем, как легко провалилась в забытье. Но ей удавалось поспать совсем немного с тех пор, как у них появился Драмм. Девушка подошла к кровати, чтобы посмотреть, дышит ли больной. А он заговорил:
— У меня было время подумать и понять, что каждый раз, когда я открываю рот, вы кладете туда снотворное. Теперь я предпочел бы пободрствовать.
Конечно, раненый все еще выглядел бледным и больным. Но Александра видела, что он больше не напоминал умирающего. Наверняка ее гость до несчастного случая был в превосходной форме. Доктор и мальчики переодели его в одну из старых ночных рубашек отца, которая сильно натянулась на плечах, а рукава лишь слегка прикрывали локти. Александра покраснела, подумав, что для этого высокого джентльмена рубашка, наверное, коротка.
До происшествия он был очень ухоженным, теперь отрастающая борода скрывала черты лица. Прямые, черные как вороново крыло волосы разметались, потому что Драмм постоянно ворочался, пытаясь найти удобное положение для больной головы. Но глаза, удивительно яркие лазурные глаза, были чисты и вполне осмысленно смотрели на девушку. И они выражали мольбу.
— Доктор сказал… — начала Александра, но он прервал ее.
— Да, — произнес он со слабой улыбкой, — доктор сказал, что я должен просыпаться, пить бульон, принимать лекарство и снова спать, чтобы выздоравливать. Я это слышал, — заметив ее изумление, добавил Драмм. — Но прошу вас, разрешите мне немного поговорить, иногда, в промежутках между кормлением и выздоравливанием. Обещаю вести себя хорошо, не метаться и не буйствовать, чего, кажется, боятся мальчики. Вы поверите мне на слово? Я больше не хочу оставаться бесчувственным телом.
Его улыбка была такой обаятельной и одновременно болезненной, полной юмора и понимания, что Александра сейчас позволила бы ему что угодно. Драмм понял это по выражению ее лица.
— Слава Богу, — вздохнул он. — А могу я умыться? Почистить зубы? Может, даже побриться? Я словно сам не свой от этой неухоженности. Все утро думаю о том, что зарос, как Мафусаил, а когда потер бороду, испугался, что разбужу вас. — Он снова провел рукой по подбородку. — Думаю, мне теперь потребуется серп. Удивительно, что она так быстро выросла. Или нет? Как долго я здесь нахожусь?
— Два дня, то есть уже три, — поправилась Александра. — Конечно. Я сейчас принесу вам воду и мыло.
