дикими криками погнал их вперед.
Когда огонь разгорелся, быки бросились напролом через кустарник и деревья. Римские посты наверху, у выхода из долины, увидели сотни горящих факелов (так это выглядело) и услышали топот множества ног, бегущих по склону на некотором расстоянии от них. Они бросились в этом направлении в темноте, и были, вероятно, немало обескуражены, увидев мчащихся вниз животных и услышав издевательские выкрики людей. Продолжая бежать вперед, они попали под град метательных снарядов. Карфагенскую армию они не нашли.
Эта армия благополучно прошла по низу ущелья. К рассвету конец колонны карфагенян миновал высоту, на которой римляне бросили свои посты. Ганнибал побеспокоился о том, чтобы сильные отряды вернулись за испанскими застрельщиками, которые обратили легионеров в беспорядочное бегство.
Внизу, у входа в долину, римляне наблюдали за тем, как факелы неслись по холмам, и были слишком ошеломлены, чтобы предпринять какие-то действия. Во всяком случае, Фабий не стал отдавать приказ, чтобы они бросились вперед в ночном переполохе. Когда загадка была разгадана, его военачальники осудили Фабия за бездействие.
В Риме история о том, как ускользнул Ганнибал, вызвала новый взрыв возмущения против Медлителя. Фабий не обращал внимания на все эти разговоры, но к концу года его вызвали в Рим, якобы для участия в обряде ритуального жертвоприношения, а на самом деле это был ответ на критику его действий в сенате.
Уезжая, Фабий наказал своему помощнику Минуцию ни при каких обстоятельствах не давать втянуть себя в сражение с Ганнибалом.
Великая битва при Каннах началась не в то фатальное утро третьего дня августа 216 года до н. э. Начало ей было положено задолго до того в мыслях Ганнибала и тогда, когда Рим послал в Канны свои неодолимые силы.
Минуций Руф был молод, принадлежал к рыцарскому ордену (всадническое сословие) и к сенатской группировке Эмилиев — Сципионов, антагонистической чванливым Фабиям. Его военачальники разделяли отвращение Минуция к беззубой медлительной тактике старого диктатора. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Минуций воспользовался первой же возможностью, которую Ганнибал предоставил неугомонным римлянам. Фланг их кавалерии, гнавший передовых конников пунийцев, натолкнулся на одном из холмов на сторожевой отряд карфагенян. Римляне вступили в неистовую схватку, а когда Минуций подоспел со свежими силами, карфагеняне были почти выбиты со своих позиций. На следующий день римляне обнаружили, что защитники покинули холм. Ганнибал отступил. (Этот эпизод примечательно напоминал первоначальный успех Семпрония при Треббии.)
Естественно, Минуций в восторженных выражениях доложил об этом, и это вызвало бурю восторгов на улицах Рима, где до тех пор население постоянно слышало только о катастрофах. Люди пришли к совершенно логичному заключению, что как только Фабий покинул армию, она, атакуя, добилась победы. Сам Фабий заявил, что боится такого успеха больше, чем любой напасти.
В свою очередь Минуций был вызван для консультаций и в награду был назначен вторым диктатором. Это был беспрецедентный в истории случай, когда одновременно существовали два диктатора, что привело к неизбежным сложностям. Фабий, по своему обыкновению, возражать не стал. Он просто спросил Минуция, хочет ли его новый коллега совместно командовать всей армией или единолично командовать ее половиной. Минуций предпочел единоличное командование. Когда они вернулись на поле брани, оба их войска вышли по следу Ганнибала к повороту на Самний, где Минуций снова атаковал и был вовлечен в тяжелую схватку, из которой его вывел Фабий, предпринявший быстрый марш через реку на место события. И снова Ганнибал отступил с позиций, выжидая.
Оба диктатора вернулись в свой лагерь в горах. Времени было достаточно, но тут, по неумолимому требованию закона, власть диктатора кончилась. Результатом ежегодных выборов должно было стать назначение двух новых консулов.
Говорят, что Ганнибал тогда сказал: «Это облачко, возникшее на горизонте, в конце концов обернется бурей». Если это было действительно так, его слова можно истолковать по-разному. Его действия в это время представляют для нас загадку. Может быть, он привык к тактике Фабия? Навряд ли. Может быть, он понял во время второй военной зимы, что, как это открыл до него Пирр, он, возможно, никогда не будет в состоянии истощить безграничные ресурсы своего врага? Не подумывал ли он о том, чтобы пойти на компромисс, заключить мир и вернуться в Испанию? В Риме Фабий провозгласил: «Не видать ему никакого мира в Италии». Тем временем римский флот завоевывал позиции на Адриатике. На суше Ганнибалу не удалось привлечь на свою сторону никаких союзников Рима. Численность его армии, составлявшая 35 000 человек на Тразименском озере, возможно, возросла до 40 000, но не более. Армия, которую мобилизовал Рим, была значительно больше. И эта армия стала мишенью Ганнибала.
Что бы ни замыслил сын Гамилькара, он держал свое собственное войско в целости и сохранности, в то время как медленно продвигался по землям ближайших союзников Рима. Нужный ему провиант он находил у них. И по мере приближения конца зимы этот поиск провианта привел его на римские военные склады, где хранилось зерно. Его пассивность, загадочная для нас, удивляла и его врагов. До Рима дошли слухи, что Ганнибал планировал отойти к дружелюбным цизальпинским галлам.
Более того, недостаток в продовольствии стали испытывать и римляне, в результате того, что карфагеняне опустошали их поля. Самый надежный союзник Рима, Гиерон Второй, стареющий тиран Сиракуз, послал в дар сенату зерно и статую Победы, на которую пошло 220 фунтов золота. Обычно, из соображений престижности, сенат, как глава Римской империи, отказывался принимать такие подарки от менее значительных союзников, но в этом случае сенат принял и золотую статую, и зерно. Граждане, которым приходилось довольствоваться скудным рационом, начинали терять терпение, а они были избирателями.
В то же время гневные протесты посыпались со стороны обычно молчаливых самнитов, которые подвергались ограблению карфагенянами, в то время как сам Рим и обширная область Лациум оставались нетронутыми. Послы самнитов, неразговорчивые мужчины, обнаружили в Риме большую промышленную активность в районе Виа Сакра, где наемные ремесленники обогащались, изготавливая военное снаряжение для огромной новой армии. Здесь были замечены даже владельцы судов, проходившие через Форум в сопровождении толп прихлебателей. Театры и излюбленные места отдыха еще никогда не были такими переполненными, как во времена этой бурной деятельности в военное время.
Гнев самнитов разделяли плебеи, семьи которых страдали от голода. Эти плебеи толпились вокруг уличных трибун, возмущенно вопрошая, почему патриции, которые развязали войну, не предпринимают никаких усилий, чтобы закончить ее. Влиятельное движение «Земледелие и Италия» выставило на каждой трибуне по оратору, которые жаловались на то, что сельское хозяйство и сама Италия больше всего пострадали от вторжения Ганнибала. Среди ораторов-политиков самым популярным оказался, пожалуй, некий Теренций Варрон, человек новый.
Варрон не отличался особыми способностями, но он нравился толпе. Он умел говорить. «Сенаторы- фабианцы говорят нам, что их цель — уберечь республику, но, уберегая, они удерживают нас от обуздания Ганнибала». Отсюда был один шаг до обвинения лидеров в затягивании войны и заявления, что он, Гай Теренций Варрон, положил бы ей конец при первой возможности. И всего один шаг от того, чтобы пообещать, что если бы командовал он, то сделал бы все, чтобы добиться победы в тот же день, как он предстанет перед ненавистными пунийцами.
Это было именно то, чего хотели народные собрания. Варрон стал плебейским консулом, пришедшим на смену диктаторам во время ежегодных выборов.
Когда в новом году обратились к предзнаменованиям, все увидели, как кровоточат изображения богов войны, — это был знак, что сами боги призывают людей взять в руки оружие.
К тому же выборы патрицианского консула были отложены из-за недвусмысленных споров между группировкой фабианцев с ее политикой войны на истощение и партией Эмилиев — Сципионов с ее политикой полной мобилизации, нацеленной на то, чтобы победить врага. Варрон (уже избранный), отец которого занимал видное положение в торговле мясом, поддерживал группировку Эмилиев, обладавших большим влиянием в этой отрасли.
Фабий неустанно сражался со своими оппонентами. Но Медлитель полностью утратил поддержку
