правлению. В 155 году до н. э. в Далмации — то же самое. В 154 году до н. э. было завершено постепенное покорение лигурийцев, а 40 000 уцелевших удалены с их земель. Сопротивление в Испании, разгоревшееся в 154 году до н. э., угасло после уничтожения всего мужского населения Лузитании (на Атлантическом побережье — нынешняя Португалия) преторами Лукуллом и Гальбой после того, как жители сдались на том условии, что будут просто изгнаны со своих земель.
В тот момент, когда Рим получил последнюю контрибуцию от Карфагена, положение народов Западного Средиземноморья (за исключением Испании) очень напоминало то, с которым столкнулся Ганнибал в Новом Карфагене в 219 году, до н. э.
Полибий пишет: «Народы, которые сдавались на милость римлян, сначала отдавали свои земли и города, в которых жили; потом сдавались сами, мужчины и женщины, их водные пути, их порты, храмы и гробницы, так что римляне становились абсолютными хозяевами всего, что у них было, а сами они больше ничем не владели».
Карфаген честно выполнил условия договора 201 года до н. э., даже предложил некоторое количество кораблей и денег, чтобы помочь своим римским «друзьям и союзникам» в борьбе против Антиоха, при жизни Ганнибала. Теперь Карфаген нарушил один пункт этого договора, собрав армию, чтобы оказать сопротивление постаревшему Масиниссе, который вторгся в пределы карфагенской территории. Семь раз перед этим карфагеняне взывали к сенату, прося его стать посредником между ними и приближающимися нумидийцами. Римские комиссии, которые посылались в Африку, обычно благосклонно относились к этому царю, территория которого теперь значительно превосходила территорию Карфагена (несмотря на мирный договор 201 года до н. э., согласно которому границы Карфагена должны были оставаться неизменными). Попытка карфагенян оказать вооруженное сопротивление нумидийцам провалилась.
Вслед за этой новая комиссия направилась из сената в Африку. В ее составе был Катон. Бывший цензор и аскет заработал некоторую военную славу, участвуя в подавлении испанского сопротивления (очевидно, разделяя заверения Сципиона Африканского в преимуществах римского правления), и увеличил свое богатство за счет строительства судов и торговли рабами в Делосе. Теперь он по-новому взглянул на Карфаген, поняв, что он снова процветает, расширив заморскую торговлю в соперничестве с Римом. Говорят, что Катон сказал: «Карфагеняне всегда будут в безопасности, пока один из их флотоводцев сможет запускать руку глубоко в море». Он показал сенаторам свежий финик, доставленный за два дня из Карфагена в Рим, и объявил, что этот город опасен. Он повторил свое «Delenda est Carthago».
Не все были с этим согласны. Публий Корнелий Сципион Назика заявил:
— А я считаю, что Карфаген не должен быть разрушен.
Были и такие, кто предвидел опасность, если воинственные нумидийцы станут хозяевами великого города. Этот вопрос обсуждался на секретных заседаниях, и истории известны доводы, которые приводились «за» или «против» устранения Карфагена со Средиземноморья. Конечное решение: разрушить город с наименьшими затратами.
Карфагенское посольство, прибывшее в Рим, чтобы выразить искреннее раскаяние по поводу своих враждебных действий против Нумидии и узнать, что можно сделать в качестве компенсации, получило невразумительное требование: «Удовлетворите римский народ». И не более того.
Второе посольство, которое хотело понять суть этого требования, услышало только: «Карфагеняне знают достаточно». С этим они и уехали.
Потом, в 150 году до н. э., Карфагену была объявлена война. С двумя мобилизованными армиями и флотом два консула перебрались в Сицилию, чтобы подготовиться к вторжению в Африку. Третье посольство отправилось из Африки в Рим с полномочиями заключить договор. В договоре говорилось, что Карфаген сдается на милость римского сената и готов удовлетворить римский народ. И снова карфагеняне спросили: как можно искупить вину? Сенат тем не менее потребовал только одного: чтобы 300 детей членов Комитета ста или из знатных семей были привезены в качестве заложников в течение 30 дней. Их надо было доставить консулам в Сицилию, поскольку имело место состояние войны. Это было сделано. Но консулы отказались обсуждать дальнейшие условия мира. Это, по их словам, могло быть сделано только в Африке.
Оккупационная римская армия высадилась в Утике, не вызвав противодействия. Утика уже предложила римлянам дружбу и союзничество. Посланцы Карфагена были приняты во время военного парада. Они стояли среди рядов вооруженных солдат перед помостом, где восседали два консула, от которых теперь зависела их судьба. Консулы потребовали «без всякого обмана и мошенничества» сдать все оружие, технику и военное имущество города Карфагена. Это было выполнено.
Потом, после того как были отданы юные сыновья знатных семей и все оружие, 50 карфагенских членов совета, жрецов и магистратов заняли указанное им место в параде легионов и их знамен.
Консул, который сделал объявление об этом, сказал, что карфагенянам не будет принесено никакого вреда. Они могут отправляться в любое место в Африке и строить там новый город, но на расстоянии не ближе 80 стадий (около 9 миль) от побережья. Потому что город Карфаген должен быть разрушен.
Неистовый крик карфагенян закончился единственной мольбой. Они не могли бросить свои храмы и могилы своих предков. Консул ответил, что им будет разрешено посещать территории своих храмов и могил.
Тогда карфагеняне стали умолять, чтобы вместо этого их лишили жизни. Их народ не имел других средств к существованию, как только жить за счет моря. Консул сказал им, что они могут жить за счет возделывания земли. Что он лично не в силах ничего изменить, поскольку действует в соответствии с приказом, который должно исполнить.
Когда карфагеняне начали покидать ряды легионеров, они остановились, чтобы сказать еще одно: «Вы больше не увидите никого из нас живыми».
Это оказалось правдой. Уцелело лишь несколько человек из пятидесяти. Большинство из них было убито в воротах Карфагена разъяренным населением. Город, обманным путем приговоренный к разрушению, поднялся, чтобы защитить себя с отвагой отчаяния.
Как это ни удивительно, но, не имея ни руководства, ни оружия, техники или боевого снаряжения, население Карфагена прекрасно сражалось. Военные корабли пришли из внутренней гавани, а последняя армия Карфагена была сформирована из всех его семей, заново вооруженных ремесленниками.
Три года карфагеняне выбивали римские легионы из своих пригородов и побеждали их на поле боя. Победа в 3-й Пунической войне (как называют это римские аналитики) досталась не так легко, как этого ожидал сенат. Эта война могла бы не быть выиграна вообще, если бы один очень способный человек («мудрец из тени», как его назвал Катон) не принял на себя командование в Африке на третьем году. Это был Сципион Эмилий, приемный сын старшего сына Сципиона Африканского. Во многом подобно тому, как это делал Сципион Африканский, он вернул уверенность изможденным легионам и приступил к осаде великого города, с профессиональной четкостью отрезав снабжение продовольствием и медленно продвигая свои силы за стены с помощью подрывных устройств.
Карфагеняне сражались на улицах и удерживали каждое высокое здание, пока его не поджигали или не разрушали. Борьба велась день за днем в дыму и разрушениях, приближаясь к холму Бирсы.
Полибий, сам воин и к тому же грек, который когда-то был заложником, наблюдал за холокостом последних дней со стороны Сципиона Эмилия. Он сказал, что Гасдрубал, вожак сопротивления в Бирсе, вышел вперед, прося у Сципиона передышки, когда борьба стала безнадежной. Наступила тишина. Пламя пожара охватило ограждение храма. Уцелевшие карфагеняне потеряли человеческий облик. Одна женщина появилась на балконе храма Мелькарта. Она надела на себя свои лучшие одежды и взяла с собой детей. Вокруг нее покрытые сажей, превратившиеся в скелеты мужчины бросали древесину и масло в пламя под балконом. Женщина закричала, и голос ее был услышан там, где стояли римский военачальник и потерявший надежду Гасдрубал. Она показала на него с криком: «Это не мой муж стоит у ног римского военачальника. Это трус, проходимец, которому предстоит больше мучиться, чем мне».
Все увидели, как женщина схватила своих малолетних детей, бросила их в пекло огня и бросилась за ними следом. Странно, что история Карфагена, которая началась легендой о женщине, должна была и закончиться легендой о другой женщине в 146 году до н. э.
Полибий был удивлен, когда услышал, как Сципион Эмилий процитировал строчки из Гомера, в которых говорилось о башнях Трои, объятых пламенем. Сципион думал о том, что Рим может когда-то постичь та же участь, что и Карфаген.
