Хотя за поясом у Кира уже не было оружия, он не беспокоился о льве, ходившем у калитки. Дикий буйвол или кабан мог броситься на человека, но их здесь не могло быть, потому что их очень трудно поймать живьем. Раненый лев, конечно, мог его атаковать, но этого-царя зверей, как его звали городские жители, больше интересовала дверь, чем запертый вместе с ним человек. Через некоторое время лев по кругу отошел в сторону и вытянулся на земле, повернув голову в сторону сетки. Кир тоже лежал неподвижно, ожидая, когда солнце опустится за снежную гряду. Во внешнем саду появились стражники. Они прогуливались парами с копьями на плече, останавливаясь, чтобы заглянуть в парк, и до Кира доносился их смех. Ему внезапно пришло в голову, что эти мидяне знали, где он лежал. И если это так, значит, евнух открыл им место, где он прятался. Несомненно, обитатели дворца получали удовольствие от своей забавы. В то же время, если его появления будут ждать, ему будет чрезвычайно трудно миновать караул, даже в темноте.
Размышляя таким образом о своем положении, Кир не переставал горевать о смерти Вольки, своего телохранителя. Он знал, что не должен был следовать примеру умирающего; ему надо было, не вынимая меча из ножен, потребовать для стражей Астиага наказания за убийство своего слуги. Он действовал не подумав, но теперь, взвесив все спокойно, осознал, что этот на вид благожелательно настроенный евнух сделал его возвращение во дворец почти невозможным. Кир не имел ни малейшего представления о царственной госпоже из Вавилонии и не пытался гадать, что за женщина может быть Мандана и почему она внезапно ему помогла.
Вместо этого он начал строить планы, как проскользнуть мимо часовых в саду. И наилучший способ, который он смог придумать, – заставить их искать что-нибудь другое. Когда последние отблески угасли на небе и засияли все звездные гроздья, Кир дождался, пока двое стражей подошли поближе и заглянули через сетку. Тогда Кир тоже подошел к калитке, вытащил штырь, державший сетку, и быстро отступил в сторону. Лев тут же скользнул через брешь.
Когда он зарычал на людей, оказавшихся у него на пути, они закричали и побежали. Судя по поднявшейся суматохе, лев должен был носиться по саду в поисках выхода. Кир подошел к стене дворца – изучать незнакомую территорию в темноте было бессмысленно. Нащупав неровности на нижних рядах каменной кладки, плохо уложенной в растворе, он ухватился за них и, просовывая ноги в щели, быстро полез вверх. Под ним заметались факелы, и по всему саду началась охота на льва. Над ним, из-за перил террасы, показались женские головки. Поскольку они не были прикрыты покрывалами, он понял, что это рабыни. Когда он дотянулся до перил, они громко закричали и бросились бежать с террасы.
Кир поспешил за ними, стараясь не терять их из виду. Девушки помчались через качавшиеся занавески. Яркий свет комнаты его ослепил. Пламя множества светильников, развешанных по затянутым белым шелком стенам, освещало прямую фигуру женщины, неподвижно сидевшей на гипсовом троне, поставив ноги на оскалившиеся головы двух мраморных львов. На первый взгляд эта фигура казалась скульптурой богини. Глаза под дугами бровей могли бы оказаться темно-желтыми опалами, но были живые.
Девушки-рабыни припали к земле вокруг нее, держась на почтительном расстоянии. Из темноты за стенами дворца донесся громкий рык льва, и Кир понял, что лев ранен и скоро будет убит.
Глаза женщины несколько расширились, и он услышал ее низкий голос:
– Железо поразило моего слугу, не причинившего людям вреда. – Разгневанный взгляд вернулся к Киру. – Ступай, тебе нужно почиститься!
Тут же две служанки-рабыни поднялись, взяли Кира за руки и мягко увлекли его к углублению в углу комнаты, где рядом с висящими одеждами из полотна он увидел наполненный водой наклонный бассейн. Вода была не проточной, а неподвижно стояла в золотой лохани. Девушки быстро стянули с него мантию и, отмыв грязь и кровь с обнаженных рук и ног, протерли кожу, зачерпывая попеременно душистый размельченный кедр и благовония. Затем они вычесали можжевеловые колючки из волос. Двигались они грациозно, лаская тонкими мягкими руками его тело, Они весело улыбались, и напряжение его оставило. Несомненно, Мандана хорошо выдрессировала своих рабынь. Поскольку женщина на троне говорила об убитом льве как о своем слуге – а лев на самом деле был животным великой богини Иштар, – Кир узнал голос царицы Манданы.
Когда Кир вернулся в белую комнату, его ноги, ступая по мягкому ковру, не издавали ни звука. Лампы погасли, а слабое сияние от занавесок слегка окрашивало плывшие в воздухе кольца фимиама. Сладкий запах заполнил его ноздри. Мандана сидела, как и прежде, укутанная покрывалом, точнее, шарфом с бахромой, который укрывал ее голову, нижнюю половину лица и падал с плеч вдоль тела. Гетры, также с бахромой, закрывали ее колени. Кир отметил красоту этой женщины, но мог лишь строить предположения об ее возрасте и не понимал ее намерений в отношении себя. Мандана очень хорошо соответствовала всей этой сцене.
Его молчаливое изумление, видимо, ее забавляло.
– Кир, сын мой, – воскликнула она, – не знаю, почему я взяла тебя под защиту в зале для пиров! Наверное, потому, что ты был так уязвим в своей глупой отваге. А другого сына у меня нет. А еще теперь нас связал символ – в смерти льва в момент твоего появления я вижу знак от твоей божественной матери, Великой богини. – Мандана замолчала, задумавшись. Теперь она не пыталась выдать себя за богиню. – Хотелось бы думать, что понимаю значение знака. Разумеется, божество присутствует здесь, наблюдает за нашими отношениями, и, может быть, сила для твоей защиты была передана нам обоим.
Эти слова просто поразили Кира, не понимавшего, почему Мандана ничего не говорит о враждебности ее повелителя и мужа Астиага. Конечно, у нее, по политическим мотивам выданной замуж вавилонским двором, могли быть совершенно иные интересы. При тусклом освещении было трудно разглядеть ее глаза, к тому же фимиам щипал ему горло. Мандана производила впечатление верующей, размышлявшей о знамении, полученном при жертвоприношении. Кир вспомнил, что еще не поблагодарил ее.
– С рождения я был лишен матери, – заверил он. – Поэтому от всего сердца я выражаю тебе, самой прославленной царице мидийской, свое глубокое почтение за твою доброжелательность.
Ему показалось, что она коротко засмеялась. Действительно, его замечание было неучтивым. Мандана наклонила голову, и шарф соскользнул с белоснежного лица.
– Юный Ахеменид, осмеливался ли ты раньше покидать свои горы и стада боевых коней? Ездил ли в Шушан? Несчастное место. Я думаю, ты будешь долго путешествовать, увидишь большие города; кроме этого о твоей судьбе могу лишь сказать, что она будет очень необычной. И я рада, что у меня такой сын. – Она наклонилась и прикоснулась к его запястью. – Ты носишь лишь один этот талисман – крылья сверху, снизу Зло? Нет, дай посмотреть. Детская безделушка, скажу тебе. Какой силой может небо наделить крылья и какая сила может подчинить себе Зло, укоренившееся глубоко в земле?
Браслет действительно был просто семейным символом, и Анахита, богиня-хранительница его долины, показывалась лишь в холодных водах рек. Вьющиеся волосы Манданы задели лицо Кира. Было очень темно.
– Госпожа, – робко произнес он, – я видел много зла, высохшую и опустошенную землю, мор, голод.
– И только-то, Кир, сын мой? – Мандана снова, находясь совсем рядом с ним, казалось, витала своими мыслями далеко. – Есть лишь одна госпожа, Великая богиня, больше известная женщинам, чем мужчинам, поскольку из мужчин служить у ее алтаря могут одни кастраты. Ты вряд ли относишься к их числу. У других мужчин она часто берет кровь, как жертву, и отбирает их семя, создавая новую жизнь. На самом деле ясно, что плодородие находится в ее распоряжении, поскольку, когда Иштар (так ее называют в Вавилонии) спускается в
Теперь Мандана казалась полностью погруженной в свои мысли; ее мелодичный голос говорил и говорил, повествуя о прекрасной Иштар, которая одна осмелилась сойти через семь врат ада к трону Нергала, целую вечность ждущего смерти земли и торжества сил Зла. У каждой из семи дверей привратники противились ее проходу, но прекрасная госпожа подкупала каждого стража и проходила дальше.
– Значит, она смела, – пробормотал Кир.
– Нет, она сообразительна. Первому свирепому стражу она протягивала свою усыпанную драгоценностями корону, второму отдавала серьги, третьему – жемчужное ожерелье…
Кир почувствовал, что кровь в его жилах ускорила свой бег, ведь Мандана, продолжая рассказ, стала
