Таким образом, Кир остался у разграбленной могилы без советника и без проводников. Он был должен отвезти Гарпагу расчлененное тело его сына Вартана, чтобы оно было похоронено честь по чести.
Вспомнив, что Вартан обещал ему сделать то же самое, Кир не попытался предугадать, каковы могли быть последствия такого возвращения к царю и двору Экбатаны. Вести, пришедшие с далекого юга, прогнали из его головы все прочие тревоги.
(Уже легенды Востока находили дорогу к греческим городам на Западе, и оттуда на поиски золотого руна колхов отправлялись путешественники. Они возвращались с легендами о Травяном море, где скитались кочевники, не покидавшие спин своих лошадей; очень скоро остававшиеся дома граждане Греции толковали о племенах полулюдей-полуконей, иначе говоря,
КИР СКАЧЕТ В ПАРСАГАРДЫ
Когда персидская экспедиция ускоренным маршем двинулась на юг, до нее стали доходить вести с родины.
Дело в том, что Кир, как и обещал на иберийской реке, собрал на совет старейших военачальников и спросил, как им следует поступить. Все согласились, что Травяное море – страна враждебная, и никто не испытывал желания в ней задерживаться. Киру пришло в голову, что беда обрушилась на них, как только он бросил на скифское золото кинжал с изображением Великой богини. Тогда он спросил каждого военачальника, по какой дороге им нужно выходить из степи; как он и ожидал, все назвали юг, но показали разные направления. У каждого сложилось свое представление, где могла протекать река, ведущая к воротам Белых гор. Кир согласился с маршрутом, который он уже выработал в уме, вспоминая расположение звезд, за которыми он наблюдал каждый вечер, подсчитывая число совершенных ими дневных переходов и добавляя свою оценку расстояния, пройденного за каждый день. Для надежности он обращался к своей памяти снова и снова. Он не мог допустить ошибку.
Итак, его всадники спешно двигались восточнее южного направления, когда заметили пыль, быстро поднимавшуюся позади вдоль дороги. Перед наступлением зимы земля была сухой. Персы повернулись и потянулись за оружием, но увидели, что всадников, скакавших за ними галопом, было не более десяти человек, а с ними бежало столько же запасных лошадей. И носили эти всадники капюшонообразные шапки и облегающие штаны, которые надевали персы, когда нужно было передвигаться быстро и на большие расстояния. Их вожак, молодой Ахеменид, с радостным криком натянул поводья. Его глаза были прищурены, а кожа потемнела от пыли.
– Клянусь солнцем на небесах и огнем Атара, – приветствовал он их, – но вы оставили след, как змея, ползущая к себе в нору. – Он гордо выпрямился, опираясь на кожаные стремена. – Нам хватило двух лун, чтобы догнать вас, путешествующих уже два года. Из Парсагард я держу путь. – Заметив среди военачальников Кира, молодой всадник стремительно соскочил на землю, подбежал к нему и, обхватив его ногу, склонил голову. – Кир, сын Камбиса! Кланяюсь ноге моего властителя Кира, царя Аншана.
Они разбили лагерь, чтобы услышать от гонца вести – как Камбиса похоронили в гробнице над рекой и как из Экбатаны пришло известие о гибели на войне самого Кира. Но Кассандана, жена Кира, не признала его смерть. Она клялась хранителям закона, что во сне видела Кира живым, направляющимся обратно в Парсагарды. Увечный Митрадат сказал свое слово: он признавал сына Камбиса единственным законным царем Аншана. Когда Ахемениды и маспии объединились, к ним примкнули вожди марафиев. Поэтому Три племени ждали прибытия Кира, а семь остальных иранских племен – сообщений о его участи. Кир должен перестать гоняться за царской славой, сказал посланец, и обязан быстро вернуться в свою страну.
Тогда Кир Ахеменид принял первое решение как царь. Он брал с собой воинов из Трех племен, чтобы поскакать с ними прямо в Парсагарды. Остальная часть армии должна была сопровождать тело Вартана через Низинную страну и Армению в Экбатану. Расчлененное тело вымыли, забальзамировали, по обычаю, пикантным маслом и завернули в травы. Это было самое лучшее, что они могли сделать.
Как ни торопился Кир, зима наступала быстрее. Он и его соплеменники были вынуждены дожидаться таяния снегов на перевалах Голубых гор. Озабоченный таким промедлением, Кир взял Эмбу, десятерых лучших мужей, запасных лошадей и направился вперед навстречу зимнему утру.
Свою долину он нашел такой же, какой покинул, покрытую молодыми травами. Спешиваясь у дворцовой лестницы, он обратил внимание, что отцу так и не удалось установить статуи хранителей. При входе в каменный дворец его ждала Кассандана с двумя детьми, которые за это время подросли и превратились в крепких мальчиков. Одетая в новую пурпурную мантию с застежкой в виде ахеменидских царских крыльев, она склонила перед ним голову.
– Счастливый у тебя был сон, – сказал он ей, – в самое благоприятное время.
Когда они остались вдвоем у очага, она произнесла свое слово. Слезы побежали из ее прекрасных глаз.
– Во что превратили враги моего повелителя и мужа! Каким ты стал обгоревшим, худым, изнуренным, какие на тебе лохмотья!
Кир заверил жену, что никогда не чувствовал себя лучше; просто ему пришлось, как она и желала, испытать некоторые неудобства. Затем, побыв вместе с ней в постели, он рассказал Кассандане всю историю своей военной службы. Она снова заплакала, но уже спокойнее.
– Какой славы ты добился? – сокрушалась она. – Не покорил ни одного народа, но стал врагом царя Астиага и потерял скифское золото. И тебя сопровождает лишь десяток человек! – Она вздохнула и высказала свое мнение:
– Теперь, мой повелитель и муж, ты должен действовать с мудрой предусмотрительностью Камбиса, царя персов, или злая воля обрушится на твой народ.
Однако Зло, обрушившееся на Кира в следующие несколько лет, проистекало из единственного обстоятельства – его невозвращения в Экбатану, ну и отчасти из его упрямства.
ПРИКАЗ АСТИАГА
Пастуху исполнилось тридцать восемь лет, когда его освятили царем Аншана, что в действительности означало не более чем главенство над Тремя племенами, проживавшими вокруг Парсагард. Он решил принести клятву у нового святилища Анахиты. В тот момент и раньше он чувствовал, что проточная вода ему помогала. Кроме того, неуловимая Анахита была единственной обнимавшей его женщиной, не докучавшей ему после этого. Когда все священники и вожди благородных семей собрались у белой мраморной часовни, Кир отведал предложенной ими пищи – фиг, дробленых плодов терпентинного дерева и похлебки из кислого молока. По древнему арийскому ритуалу эта еда должна была ему напомнить, что он стоит не выше крестьян, работавших на земле. После этого хранители закона приняли обычную клятву – повернуться к добру словом и действием, быть другом для друзей, судить слабых и сильных равной мерой и всегда защищать не себя, а свой народ. Немедленно он почувствовал, что эти простые обещания крайне трудно исполнить. И, как все только что коронованные монархи, он увлекся задачами правления в своих владениях и практически не мог думать о том, что происходило за их пределами.
Когда он поднес вождям, присутствовавшим на коронации, богатые подарки из серебра, молчаливый Митрадат заметил, что он опустошил сундуки с сокровищами своего отца. Кир подумал и назначил своего старого противника хранителем казны.
– Почему меня? – спросил хромой маспийский принц.
Вслух Кир не вспомнил, как в детской ярости причинил Митрадату увечье, не сказал, что не может его назначить на должность, требующую ездить верхом.
– Потому что ты меня ненавидишь, – ответил ему Кир, – но поддерживаешь в маспийском народе верность мне. Я не знаю другого человека, столь же прямого и честного.
И, как другие принцы, пришедшие к власти, Кир страстно желал построить дворец, совершенно не похожий на родовое поместье отца. Он хотел, чтобы высокопоставленные посетители входили в настоящий приемный зал Ахеменидов, а не во внутренний двор для обедов, в котором хозяйничали вороны. Когда он объяснил свои идеи архитекторам из Вавилона и Мемфиса, эти мастера своего дела обратили его внимание, что нельзя изменить здание, не заложив нового фундамента, а для этого придется снести старое строение. Кир согласился на новый мраморный фундамент – с мраморными колоннами портика – и зал, такой же
