исследование. – К нему присоединяется знак Стрельца. Поэтому ясно, что во время правления сына Великого царя – да удлинятся годы его жизни – это царство усилится, а из-за войны его слава возрастет.
Лишь простодушный Камбис принял этот гороскоп близко к сердцу. Кир довольствовался тем, что предоставил Камбису свое место на жертвоприношениях и праздниках. Губару боролся за соблюдение новых законов, и это было чрезвычайно сложно, поскольку вавилоняне не принимали простых истин. Старая аксиома персов «сильный не должен притеснять слабого» содержалась в кодексе законов города со времен Хаммурапи, но за прошедшее время была ослаблена таким количеством оговорок, что персидские хранители закона не могли различить сильного и слабого. Простая идея Кира о подарках, приносимых царю, не помогла снизить обычные поборы.
– Путь Вавилона, – убеждал его Губару, – отличается от пути Парсагард. Земледелец может отдавать свои продукты, но торговец платит деньгами и сам ожидает получить плату. Ты поклялся, что обычаи этого города, принадлежащего Мардуку и его жене Иштар, не будут изменены. Так зачем же пытаешься это сделать? Согласись с налогами и устрой на них какой-нибудь пышный прием во дворце для Мар-бану.
Кир пошел на уступки по-своему. Вспомнив о стремлении Манданы вернуться в висячие сады, он послал за вдовой Астиага. Со своими управляющими, евнухами и казначеями постаревшая Мандана вернулась в Вавилон и с удовольствием заняла покои, освободившиеся после смерти Шамуры.
– Какое это счастье – созерцать блистательную мою родину теперь, в последние мои годы, – доверилась она Киру. Трон для нее поставили среди высаженной кедровой рощи и вокруг курили фимиам, чтобы ослабить уличные запахи. – Ну, сын мой, ты покорил весь мир, осталось лишь царство Нильское с его богатейшими сокровищами и чистыми зеркальными водами, которые когда-то радовали мне глаз. Не сомневаюсь, вызывая меня сюда, ты подумал о подобающей гробнице, покрытой алебастром, с золотыми, не железными, скобами, куда можно будет поместить мои несчастные останки, когда Нергаль призовет меня в подземное царство.
Рядом с Манданой в этом великолепном саду Кира посетило странное ощущение величия и смерти. Он посмотрел на мерцающую вершину башни, затем вниз, на узор городских улиц, не извилистых, а прямых, прочерченных через город между стенами. Он посмотрел вдаль на зеленые плантации равнины, простирающиеся до серого горизонта пустыни Под ним тяжело трудились массы слабых существ, создавая редкие вещи и машины и пользуясь навыками, для приобретения которых потребовались века. Восхищаясь Вавилоном, в то же время Кир его ненавидел.
Позднее он объявил писцам, ведущим хронику, что Мандана, дочь Навуходоносора, – его мать. Эти внесенные в архив сведения хотя и были ложью, позволяли Камбису притязать на трон.
Затем Кир вызвал своего увечного друга Митрадата и передал ему все финансовые дела; вопросы государственного управления он отдал в руки Губару, а Камбиса оставил действовать как правителя. Вызвав пять тысяч из роскошных казарм, он переправился через реку и двинулся исследовать западную пустынную часть своей новой сатрапии.
Персы не спеша продвигались через равнину в сторону заката. Караван верблюдов вез для них запас воды, поскольку они приближались к настоящей пустыне, серой пустой земле под безоблачным небом. Проводники-арамейцы сказали Киру, что до него ни один из великих царей не осмеливался появиться здесь – ни владыка Ашшура, ни хеттский царь, ни фараон Нила. Персы уже оставили позади недостроенные кирпичные стены Тейму, города, в который удалился Набонид. Эти стены уже были частично засыпаны песком, а набеги местных племен прогнали отсюда колонистов-вавилонян. Кир предположил, что слишком серьезных причин вавилонянам не потребовалось, и они с радостью бежали обратно в Вавилон.
Путешественники вступили на Красную землю, выжженную жаром солнца, где деревни жались над колодцами, а люди молились перед черными башенками скал. От колодца к колодцу караваны набатеев следовали на север с грузами ладана, золота и медной руды из Аравии. Они направлялись в Дамаск или финикийские порты и давали импульс жизни бесплодной земле, на которой не могло вырасти ни одного города.
Под защитой тени ущелья набатейские торговцы обитали в шатрах под могилами, вырезанными ими в скалах. Сюда Кир вызвал вождей Красной земли, арамеев и ишмаилитов, и объявил им, что теперь они пребывают под его правлением и законом. Его закон запрещал войны между племенами и между земляками внутри племени. Языком его правления должен был стать арамейский язык, а цель его правления состояла в соединении караванным движением мест обитания в Междуречье с западным морем. Эта обширная сатрапия должна была называться Аравией.
На совет вождей кочевников явились незваные гости. На легких повозках и с припасами на верблюдах прибыли посланники финикийцев. В ермолках и ниспадающих пурпурных одеждах из шерсти они бросились к ногам Кира, а их рабы положили дары редкого великолепия – стеклянную посуду всех цветов радуги, тонкие бронзовые чаши и медные кувшины, украшенные мифическими грифонами и зверями, имеющими женские головы и называемые сфинксами. Чтобы получить возможность обратиться к Киру, они преподнесли крылатый символ из лазурита, оправленный золотом, напоминающий крылья Ахеменидов, хотя он был старинной египетской работы. Они преподнесли Киру семь девушек хрупкой красоты, каждая из которых совершенно не походила на остальных, поскольку их разыскали среди юных дочерей Египта и Эфиопии, островов Крита и Делоса, а также в Греции. Эти служанки сами имели небольшие, но ценные вещи – серебряные зеркальца, горелки для ладана и алебастровые светильники, которые должны были им помочь доставить удовольствие вечно побеждающему Киру.
Финикийцы надеялись, что вид этих прекрасных дев возбудит в Ахемениде желание покорить их отечества на западе. Кир так это и понял; он подарил им всем разные драгоценные камни, посмотрев дольше на дочь Крита, чья белая кожа сияла на фоне темных распущенных волос, и вернул девушек их хозяевам, сказав:
– На самом деле я боюсь их красоты. Мудрость говорит, что красота идет от верности. Конечно, такому царю, как я, не подобает бояться. – И он озадачил финикийских посланцев еще одной сентенцией:
– Лжецу воздвигли трон. Когда он лгал, ему плевали в лицо.
Хитрые финикийцы принялись восхищаться его мудростью и великолепием его трона, пытаясь понять смысл притчи, и Кир в конце концов сказал:
– Я предпочитаю говорить правду.
Всю неделю, пока Кир пировал с посланцами Сидона и Тира, они пытались выяснить, что же было у него на уме, когда он отправился в путешествие на запад. Все дороги через Красную землю им были очень хорошо известны, поскольку в далекие времена здесь был их дом. Отсюда они осмелились отправиться со своими караванами к морю и через море – ведь большие дороги всегда ведут к морю. Теперь суда заменили им вьючных животных, и черные корабли Тира превзошли египетские речные барки и греческие гребные галеры. Более того, никакие другие моряки не знают длинных морских путей и не умеют находить путь по звездам.
К концу недели они пришли с Киром к устному соглашению – дело в том, что финикийцы, в отличие от вавилонян, ничего не записывали, хотя и обладали тончайшим папирусом. Финикия, так же как и Палестина, должна была войти в состав Вавилонской сатрапии и подчиняться приказам правителя этого города, которым в настоящее время был Камбис. Но она сохраняла самоуправление, обычаи оставались неизменными, и платить дань она должна была лишь с увеличения торговли с Вавилоном. Кроме того, финикийский флот мог быть призван на службу Великого царя.
Пока Кир не чувствовал в этом никакой необходимости. Но его договор с приморскими городами готовил путь к вторжению в Египет – предмет желания Камбиса – и на греческие острова.
На прощанье Кир рассказал финикийцам еще одну притчу, а к этому времени они уже обращали пристальное внимание на его истории.
– Существует два величайших зла: пахарь, добывающий пищу из земли, которому приходится голодать, и сильный человек, получающий имущество слабого, не прикладывая своего труда. – И он добавил:
– Я решительный противник этих двух зол.
Таким образом, известия о странном мире Ахеменида достигли побережья. Поскольку древние народы, проживавшие на берегу, начали очень рассчитывать на правление Кира, это положило конец союзу, заключенному против него. И Амасиса на Ниле, и Писистрата в афинском Акрополе перестал беспокоить
