Получается, что из трех выдающихся людей, о чьих захоронениях упомянул Садриддин Айни, двое — суфийские святые. Именно с их чтимыми могилами ставится в один ряд (пусть даже символический и мистический) гробница грозного завоевателя Тамерлана! Этот факт сам по себе загадочен. В какой мере правомочно, с исторической точки зрения, такое соотнесение?
Конечно, не столь уж и редки случаи, когда монарх или полководец был причастен сокровенным духовным традициям, проходил посвящение в таинства тех или иных религиозных учений. Применительно к Тамерлану и его деяниям такого рода свидетельства, или намеки на них, тоже есть, хотя они косвенны и неконкретны (например, в эссеистике Н. К. Рериха); возможно, имеет смысл в этой связи обратить внимание на символику орнаментов в зданиях, построенных по указанию Тамерлана. Но так или иначе, какими бы ни были результаты исторических либо религиоведческих исследований, касающихся образа Великого Хромца, для современного российского читателя он неизменно ассоциируется именно с легендой о заклятии его могилы и с началом самой жестокой войны XX столетия.
Что же касается конкретной формулировки этого заклятия, то будем надеяться, что какой-нибудь ученый разыщет тот самый экземпляр книги «Джангнома» с провидческими пометками на полях. А мы закончим этот очерк простым и справедливым хадисом — кратким свидетельством о высказываниях или деяниях Пророка Мухаммеда. Этот хадис был передан одним из его соратников — Умаром ибн Хазмом.
«Однажды Пророк — да благословит его Аллах и приветствует! — увидел, как я стоял на могиле, и сказал: 'Спустись и не вреди покойному, который лежит в ней, тогда он тоже не навредит тебе'» («Магани ал-асар» 1/296; «Маджмаг аз-заваид» 3/61).
ПРЕДИСЛОВИЕ
ПОПЫТКА
Здесь покоится прославленный и милостивый властелин, величайший султан, непобедимый воин эмир Тимур, покоритель всей земли.
Пять с половиной веков назад один человек вознамерился стать повелителем мира. Во всех начинаниях ему сопутствовал успех. Мы называем его Тамерланом.
Поначалу он ничем не примечательный эмир — владелец небольших пастбищ на родине завоевателей, в Центральной Азии. Не сын царя, как Александр, не наследственный вождь, как Чингисхан. У Александра изначально был его народ, македонцы, у Чингисхана — монголы. Но Тамерлан сам сплотил народ вокруг себя.
Одну за другой он разбил армии более чем половины мира. Сносил города и отстраивал их заново по своему вкусу. По его дорогам ходили караваны двух континентов. В своих руках он сосредоточил богатства империй и тратил их на собственные прихоти. На горных вершинах строил дома увеселений — в течение месяца. Пожалуй, он сильнее всех живших на свете стремился «сокрушить весь Порядок Вещей, переделать его на свой лад».
Это был Тамерлан. Сегодня он для нас просто имя. В исторических трудах общего характера его владения называются «империей Тамерлана» — хотя пять веков назад наши предки именовали их Татарией. Он был известен им, правда, весьма смутно, как властная, безжалостная фигура, маячащая у ворот Европы среди золоченых шатров и башен из человеческих черепов, освещаемых по ночам лагерными кострами.
Азия знала его хорошо — к собственной гордости и скорби. Его враги говорили, что он громадный волк, пожирающий человечество; а приверженцы называли его львом и завоевателем.
Слепой Мильтон, размышлявший над легендами о Тамерлане, видимо, взял из них мрачные краски, которыми живописал великолепие своего Сатаны.
За фантазиями поэтов следовало молчание историков. Тамерлан не поддавался классификации. Он не был продолжателем династии — он был ее основателем; не был, как Аттила, одним из варваров, совершавших набеги на Рим — он выстроил собственный Рим на краю света в пустыне. Он воздвиг себе трон, но большую часть жизни провел в седле. И когда строил, не пользовался прежними образцами архитектуры; он создал новый образец по своему вкусу из утесов, горных вершин и одиночного купола, который видел в Дамаске перед тем, как спалил город. Этот горделивый купол мечты Тамерлана стал лейтмотивом русской архитектуры и венчает собой Тадж-Махал. Построил этот мавзолей один из Великих Моголов — Тамерланов праправнук.
Историки полностью осветили Европу его эпохи. Мы знаем, что Венецией тогда правил Совет десяти, что Риенци стал Муссолини того времени, четверть века спустя после смерти Данте. Тогда в поэзии царил Петрарка, а во Франции безрезультатно тянулась Столетняя война, орлеанцы и бургундцы вздорили с парижскими мясниками под безучастным взглядом полупомешанного Карла Шестого. Европа тогда была юной, восстающей из мрака Средних веков. Пламень Возрождения еще не придал ей великолепия.
И Европа обращала взор на Восток ради роскоши цивилизации — ради льна, хлопка и пряностей, ради шелка, доспехов, оружия и фарфора. Серебро, золото и драгоценные камни также поступали с Востока. Благодаря торговле с восточными странами возвысились Венеция и Генуя; Кордова и Севилья в Испании были построены арабами, как и дворцы Гранады. Константинополь был полувосточным городом.
В наши дни неподалеку от одной из узловых станций Транссибирской магистрали стоит каменный столб, на одной стороне которого написано «Европа», на другой — «Азия». Во времена Тамерлана он стоял бы примерно в пятидесяти градусах долготы к западу, в окрестностях Венеции. Европа в узком смысле слова была бы не более чем провинцией Азии. Провинцией баронов и крепостных, где города, как правило, были просто-напросто деревушками, а жизнь — как утверждает хроника — полной ропота и невзгод.
Мы знаем декорации европейской сцены того столетия, но не знаем человека, который возвысился до власти над миром. Для европейцев того времени величие Тамерлана казалось неземным, а его сила демонической. Когда он появлялся у их порога, их короли слали письма и послов «Тамерлану Великому, Повелителю Татарии».
Генрих Четвертый Английский, сражавшийся за границей с прусскими рыцарями, поздравлял этого неизвестного завоевателя с его победами; Карл Шестой, король Франции, отправил восхваление «Самому победоносному и миролюбивому принцу, Темуру». А хитрые генуэзцы подняли его знамя возле Константинополя, когда греческий император Мануэль обратился к нему за помощью. Благородный дон Энрике, милостью Божией король Кастилии, отправил к Тамерлану посла, славного рыцаря Руи де Гонсалеса Клавихо. И рыцарь, отправившийся в Самарканд по следам завоевателя, возвратясь оттуда, поведал на свой манер, кто такой Тамерлан.
«Тамерлан, владыка Самарканда, завоевал всю землю монголов и Индию; завоевал и Страну Солнца, весьма обширное царство; завоевал и привел к покорности страну Хорезм; завоевал всю Персию и Мидию с державой Тебриз и Городом Султана; завоевал Страну Шелка со Страной Ворот; завоевал Малую Армению, Эрзерум и страну курдов — одолел в битве повелителя Индии и захватил большую часть его владений; разрушил город Дамаск и покорил города Алеппо, Вавилон и Багдад; и пройдя много других земель и царств, выиграв много сражений и сделав много завоеваний, выступил против турка Баязеда (одного из величайших владык в мире), дал ему бой, победил его и взял в плен».
Так писал Клавихо, который стоял перед Тамерланом и видел при его самаркандском дворе принцесс царской крови почти со всего мира, послов из Египта и Китая. С ним, как с послом франков, обходились любезно, потому что «даже у самой маленькой рыбки есть свое место в море».
В галерее европейских монархов Тамерлан не получил места; на страницах истории есть лишь мимолетное упоминание об ужасе, который он вызвал. Однако для жителей Азии он до сих пор владыка из
