Золотая Орда была разбита, и это дало возможность русским обрести свободу. Музаффариды в Персии были уничтожены, и два века спустя она стала под властью шаха Аббаса значительной империей. Турки-османы были разбиты, рассеяны, однако Европа была настолько бессильна избавиться от их хватки, что они восстановили свое могущество и в тысяча четыреста пятьдесят третьем году захватили Константинополь.
Что до остальных, султан мамлюков вскоре позабыл свою союзническую клятву. Странная пара, Кара-Юсуф и султан Ахмед, поспешили обратно в Месопотамию, чтобы враждовать снова.
На севере монголы и татары войска Нураддина и других военачальников ушли в степи и пограничные крепости, где сегодня живут их потомки — киргизы и калмыки — пасут лошадей и овец у развалин башен, которые строил Тимур. Его смерть побудила людей в шлемах, туранских воинов, отделиться таким образом от людей в тюрбанах с юга и культурных народов Ирана.
Что до исламского духовенства, оно так и не оправилось. Со смертью Тимура мечта о вселенском халифате рухнула. Духовные вожди ислама хотели возвести свое могущество на его завоеваниях. Но оказалось, что тимуровы войны потрясли основание этой религии. Тимур не строил свои планы под влиянием служителей веры, и в конце концов стало ясно, что он мало считается с ними.
Новая персидская империя была раскольнической — вечно находилась не в ладах с ортодоксальной Османской Турцией. Потомки Тимура, индийские Моголы, называли себя, как и он, мусульманами, но терпимо относились к другим верам. Каирский халиф был не более чем тенью, того Повелителя Правоверных, что некогда пировал в Багдаде. Видимо, объединить мусульман разных национальностей в единое политическое целое было свыше человеческих сил.
После Тимура никто больше не пытался властвовать над миром. Он добился всего, что смог сделать Александр Македонский, шедший по стопам великого Кира, как Тимур путем Чингисхана. И стал последним из великих завоевателей. Вряд ли еще кто-то из людей достигнет такой власти с помощью меча.
Сейчас в любом месте Азии, если вы поедете туда, вам скажут, что покорителей мира было трое — Искандер (Александр), Чингисхан и Тимур.
А если попадете в Самарканд, увидите огромный купол, вздымающийся над рощей неподалеку от крепости. Он до сих пор не утратил голубизны, на его бирюзовых изразцах сияет солнце. Стены хранят следы русских пуль, и все арки, кроме одной, разрушились.
В вестибюле вы увидите трех сидящих на ковре старых мулл, и если пожелаете, один из них поднимется, зажжет свечу и поведет вас во внутреннее помещение, куда падает тусклый свет из окошек, окаймленных резным алебастром.
За каменной решеткой находятся два надгробья{63}, одно белое, другое зеленовато-черное. Белый памятник водружен над телом Мир-Саида, служителя ислама и друга Тимура. Стоящий рядом с ним камень, объяснит мулла, нефрит, присланный сюда некоей знатной монголкой. Под ним покоится тело Тимура.
Если спросите этого муллу в рваном халате и белой чалме, кем был Тимур, он задумается, держа в тонких пальцах мерцающую свечу. И, вполне возможно, ответит:
ПРИМЕЧАНИЯ
УМУДРЕННЫЕ ЛЮДИ НА ВОЙНЕ
Тимур почти постоянно находился в походах и обычно брал с собой часть своего двора. Араб-шах пишет, что по вечерам ему читали вслух книги, главным образом труды историков. Даже в походе против Золотой Орды с ним была одна из жен. Во время вторжения в Индию в войске царили уныние и неуверенность перед встречей с силами Махмуда Делийского и его слонами. Шарафуддин Али Йезди пишет:
«Воинов не особенно беспокоило индийское войско, но поскольку они никогда не видели слонов, им представлялось, что против них сабли и стрелы окажутся бессильными и что в бою они будут бросать в воздух лошадь вместе со всадником. Когда военачальники были расставлены по местам, Тимур спросил ученых, где бы они хотели находиться во время битвы.
Некоторые из них, слышавшие о слонах, немедленно ответили: „С изволения нашего амира, мы предпочитаем находиться около женщин'».
Тимур знал об этом страхе среди воинов и тщательно приготовился к встрече со слонами. Вдоль центра линии войск был вырыт ров, за ним возвели вал, укрепленный вкопанными позади щитами. В землю вогнали колья, сверху к ним прикрепили большие трехзубые крючья. Под кольями были выстроены буйволы, связанные вместе за шеи, на рогах у них лежали собранные в комья сено и сухие прутья, готовые немедленно вспыхнуть. Но эти меры защиты не потребовались.
ЛУКИ НА ВОСТОКЕ И ЗАПАДЕ
Существует весьма распространенное мнение, что азиатские конные лучники пользовались легкими луками, и стрелы их не пробивали толстые доспехи европейцев. На самом деле турки, татары и монголы использовали не только короткие, но и длинные луки.
Во времена Тимура и еще раньше, в дни Чингисхана, всадники обычно возили оба — длинный для стрельбы, стоя на земле, на дальнее расстояние, короткий для конных атак и близких целей. Луки были излюбленным их оружием, монголы, например, никогда не пренебрегали ими, разве что оказывались в толчее лошадей и всадников. Европейские хроники тех времен свидетельствуют об опустошительной стрельбе азиатских лучников, констатируя, что много христиан и их лошадей бывало убито еще до начала боя.
У татар были стрелы разных длины и веса, с разными наконечникам, и для пробивания доспехов, и для зажигательных стрел с лигроином. Автор видел среди луков, из которых стреляли на испытаниях отбираемые в пекинскую гвардию маньчжуры столетие-другое назад, луки двенадцати «сил» или с усилием для натяжения тетивы около ста пятидесяти фунтов. Они были более пяти футов в длину и очень тяжелыми.
Зафиксированный рекорд дальности полета стрелы установлен сотрудником турецкого посольства в Англии в тысяча семьсот девяносто пятом году. Не то четыреста шестьдесят семь, не то четыреста восемьдесят два ярда. Несколько лет назад один современный лучник почти достиг этого результата, правда, он стрелял из турецкого лука.
Бесспорное превосходство в орудиях стрельбы — и монгольское, и тимурово войска возили на вьючных животных портативные баллисты и катапульты — жесткая дисциплина и знание с детства боевой тактики в соединении с гениальностью их предводителей давали монголам и татарам такое превосходство над разношерстными и неумело возглавляемыми европейскими армиями тринадцатого-четырнадцатого веков, что перечень их сражений является перечнем почти постоянных поражений христиан. Боевой дух европейского тяжеловооруженного всадника был высоким, но он привык отправляться на войну, будто на турнир — беззаботно ехать к полю сражения, лениво разбивать лагерь и готовиться к рукопашному бою примерно часовой продолжительности. Такие действия, как обстрел лагеря, ночные атаки, преследования, наполняли его суеверным ужасом. Он погибал на поле боя или в тщетной попытке бегства, обычно не успев
