приподняв занавеску. — В метель папа всегда ставил в доме раскладушку для Питера. В пристройке слишком холодно. Она опустила занавеску. — Лиана с Питером будут спать у меня, я — с тетей Эмили, а ты, Леви, на раскладушке.
— Будем стелить постели или поужинаем? — спросила Лиана. Она стояла у печки, помешивая похлебку.
Питер замотал головой. «Поесть можно и потом. Если ветер переменится, проход занесет снегом».
— Тогда пойду за раскладушкой, — сказал Леви и снова накинул куртку.
Никки вспомнила о бритвенном приборе, Леви, только когда зашла в свою комнату заночной рубашкой. Ей почему-то было очень важно отдать его Леви именно теперь. Она набросила куртку, зажала в ладони кисточку и бритву и побежала в новую комнату Леви.
Он стоял и разглядывал красную куртку, лежавшую у него на кровати.
— А, я совсем забыла! Я подумала, что твоя кожаная куртка не годится на зиму, и сшила тебе новую.
— Новую? — Леви недоверчиво посмотрел на Никки. — Это из одеяла, что ты купила в Саутпасс- сити?
— Я решила, раз ты был мне должен лошадь, значит, я должна тебе куртку!
— Ну, это ведь совсем другое дело!
— Ничего подобного, — отрезала Никки, кладя на столик бритву и кисточку. Она подошла к постели, взяла куртку и встряхнула ее.
— На вот, примерь. Надеюсь, она тебе не мала, — продолжала она, пока Леви снимал старую куртку и натягивал новую. — Я шила ее по твоей старой рубашке.
Никки отступила назад и оглядела творение своих рук с довольной улыбкой.
— Сидит отлично. И цвет тебе идет.
— Да уж, в такой куртке не потеряешься, — усмехнулся Леви. — Ты меня теперь за пять миль разыщешь.
Он погладил рукав. Лицо его стало серьезным.
— У меня никогда не было такой красивой куртки.
— Не знаю, как насчет «никогда», но что давно, это точно, — съехидничала Никки, глядя на поношенную буйволовую куртку.
Леви шутливо нахмурился.
— Не советую обижать это благородное одеяние. Да будет тебе известно, что я еще мальчишкой отдал за него отцовского мула.
Он взял куртку и повесил ее на стену.
— Хорошего мула? Вот за это? — Никки насмешливо фыркнула.
— Я всегда считал, что остался с прибылью. Понимаешь, я терпеть не мог этого мула, а тот охотник на бизонов, которому я его загнал, был не меньшей сволочью, чем сам мул.
— Ну и разозлился, должно быть, твой папаша! Небось ты после этого неделю сидеть не мог.
— Да уж, не сказать, чтобы он обрадовался, — ухмыльнулся Леви. — Но наказал он меня куда хуже.
— Что же может быть хуже хорошей порки?
— Он продал мою лошадь. Насколько я помню, это хорошо подействовало. Спасибо, Никки. Мне еще никто не делал таких подарков.
— Ерунда какая! — хмыкнула Никки, стараясь не замечать теплоты, наполнившей ее душу от этих слов. Она подошла к столику. — Я, собственно, принесла твои вещи.
Никки погладила рукоятку кисточки — она так часто делала это за последние две недели!
— Спасибо, что все сохранила.
— А, пустяки. Ну ладно, мне пора идти.
— Погоди-ка. У меня тоже есть подарок для тебя. — Леви растерянно огляделся. — Здесь был такой маленький сверток в коричневой бумаге…
— Он на верхней полке в комоде.
Никки с любопытством смотрела, как Леви достал сверток и торжественно протянул ей.
— А что это?
— Это я купил тебе в Саутпасс-сити.
Никки развернула бумагу и увидела маленькую книжку. Она повертела ее в руках, потом печально посмотрела на Леви.
— Я ведь…
— Знаю-знаю. Ты не умеешь читать. Для того и книжка, — Леви взял книжку и открыл ее. — Это хрестоматия Мак-Каффи. По ней учатся читать.
— Что, правда? — Никки недоверчиво потрогала обложку.
— Правда. Похоже, этой зимой у нас будет масса времени. Если хочешь, можно начал прямо сегодня вечером.
— Я… я прямо не знаю, что сказать.
Никки с трудом сдерживала слезы. Какой он добрый! Откуда он знает, что ей до ужаса хотелось научиться читать?
— Это так здорово…
— Возможно, к весне ты будешь думать иначе, — Леви провел тыльной стороной ладони по щеке Никки. — Дело это нелегкое, а у меня при себе еще две книги.
Никки посмотрела на Леви. Глаза ее стали глубже и темнее.
— Мы тебя сегодня не ждали. Как хорошо, что ты вернулся.
— Я тоже рад.
— Мне тебя не хватало. Питер такой скучный стал с тех пор, как женился, с ним даже не поспоришь как следует.
— Что ж, — усмехнулся Леви, — приятно знать, что тебя так ценят. — Он неохотно опустил руку. — Ну и где же эта раскладушка?
— Что? Ах, раскладушка! Вот она.
Миг близости прошел, но память о нем долго грела душу им обоим.
Для большинства людей эта зима была вереницей кошмарных метелей, морозов и сугробов в пятьдесят футов высотой. Заслонив глаза закопченными стеклами, чтобы сверкание снегов не слепило глаза, Питер с Леви каждый день не меньше часа проводили на ручье, долбя проруби, чтобы скот мог напиться. Они поставили телегу, в которой возили сено, на полозья и отвозили корм маленькому стаду. А иногда разыгрывалась такая непогода, что нельзя было выбраться наружу. В такие дни они по веревке добирались до сарая и кормили скотину, что стояла в хлеву, а за прочих оставалось только молиться.
И все-таки эта зима была хорошим временем, по крайней мере для тех пятерых, что зимовали в хижине Чендлеров. У фермеров только зимой бывает свободное время, и эта зима — не исключение.
Окончив дневные дела, Никки садилась за чтение. Позднее к ней присоединился Питер — он тоже решил учиться грамоте. Между ними началось соревнование: кто первым одолеет книгу. Конечно, не обходилось без болтовни, шуточек и смеха. И все же Леви, был поражен, как быстро продвигались вперед его ученики. Начальную книгу первым закончил все же Питер, зато Никки отыгралась на второй.
По вечерам женщины шили, а Питер и Леви занимались резьбой по дереву. Леви часами корпел над столбиками, подлокотниками и полозьями для кресла-качалки, а Питер вырезал скульптуру в свадебный подарок жене. Видя, как под его пальцами постепенно вырисовываются прекрасные черты Лианы, Леви понял, что у молодого человека настоящий талант.
После долгих уговоров Питер наконец вытащил все, что он сделал за многие годы. Лева был поражен — до того это было красиво. Начал Питер с фигурок птиц и животных, потом попробовал свои силы в изображении людей — Сайреса, Никки, Лоувелла и его дочери.
Леви особенно полюбился один из портретов Никки. Питеру удалось уловить детскую суть, которая до сих пор жила во взрослой женщине. Это был портрет любимой, который Леви носил в сердце.
