— Да.
— Простите. Кажется, я беседовал не с вами…
— Да, с моим братом Майклом. Он рассказал мне о вас. Я пришел из-за вашего пациента, Артура Нэста.
— Бывшего пациента. — Врач жестом указал на кресло. — Кажется, я предупредил вашего брата, что связан конфиденциальностью… Я многого не смогу рассказать.
Рики сел.
— У меня всего один вопрос, — произнес он.
Врач скептически фыркнул, запустил пальцы в волосы и застыл в этой позе. Рики решил, что доктор Китинг, сутулый, с мешковатым лицом и торчащими волосами, похож на старого бабуина.
Он выложил на стол вчетверо сложенный утренний экземпляр «Трэвелер». Заголовок на первой странице гласил «Подозреваемый по делу Душителя найден мертвым». Маленькая фотография Артура Нэста — тощего, с выпученными глазами. На снимке потерялись огромный рост и сила Нэста, его нечеловеческие черты. Он выглядел обыкновенным громилой.
Врач взглянул на фото и вздохнул.
— Что это? — Рики взял газету и прочел вслух: — «Артур Нэст, некогда основной подозреваемый по делу Бостонского Душителя, был найден мертвым вчера вечером в своей комнате, в психиатрическом отделении больницы „Бриджуотер“. Судя по всему, Нэст принял смертельную дозу антидепрессантов, которые должен был пить регулярно. Возможно, он сделал это с целью самоубийства». Ведь было не так?
— Это важно?
— Очень.
— Для кого? Никто не думал об Артуре, пока он был жив.
— Никто не думает о нем и теперь, включая меня. Это важно лишь потому, что я ищу правду. Вы действительно верите, что Артур Нэст покончил с собой?
— Для начала скажите, кто вы такой.
— Я знал Эми Райан — последнюю жертву Душителя.
— И вы думаете, что это сделал Артур?
— Нет. Артур на момент преступления находился в «Бриджуотере».
— Тогда что вам нужно? Пусть Артур наконец обретет покой.
— Я тоже хочу обрести покой.
— Вы полицейский?
Рики покачал головой. Доктор с досадой сказал:
— Послушайте, я мало что могу вам рассказать. Меня там не было, я уже несколько месяцев не видел Артура.
— Вы хорошо его знали.
— Да, но… Честно говоря, я сомневаюсь, что Артур покончил с собой. Ему не хватило бы сообразительности, чтобы обдумать план, определить смертельную дозу, накопить таблетки… Все это — за гранью его способностей. Сомневаюсь, что он вообще мог задуматься о самоубийстве, — у него никогда не было суицидальных наклонностей. Насколько мне известно, он не страдал от депрессии. Конечно, не стоит ничего отрицать, но, на мой взгляд, это весьма маловероятно. С другой стороны, не могу себе представить, зачем понадобилось убивать Артура.
— Зато я могу представить.
— У Артура не было врагов в «Бриджуотере».
— Были. Просто он об этом не знал. Кто-то не хотел, чтобы он признался в убийстве. Кто-то не хотел, чтобы де Сальво оправдали. Если бы Артур Нэст заговорил, если бы он признался в убийствах и сумел убедительно их описать — убедительнее, чем де Сальво, — обвинение бы развалилось. Как можно и впредь считать де Сальво Душителем, если в тех же самых преступлениях начал признаваться другой?
— Кого вы обвиняете? Врачей? Охрану? Пациентов?
— Не знаю. Я знаю лишь, что немало людей выиграли, позволив де Сальво признаться в убийствах. Он обрел славу, полиция закрыла дело, политики немедленно объявили, что кризис миновал. И в то же самое время где-то там, может быть, в «Бриджуотере», действовал настоящий Душитель. Не знаю, кто вложил таблетки в руку де Сальво, но мне понятно, зачем это сделали: кто-то подстраховался.
— Могу я спросить, мистер Дэйли? — В медоточивом голосе врача зазвучало сомнение. Он заговорил как психолог. Видимо, доктор Китинг решил, что Рики и сам слегка не в своем уме — помешался от горя и страдает навязчивыми идеями. — Если вы докажете это и найдете настоящего преступника, который убил вашу подругу, мисс…
— Райан.
— Мисс Райан. Что тогда?
— Тогда я прослежу, чтобы свершилось правосудие.
— Как?
— Отправлю его за решетку. Так, чтоб он оттуда никогда не вышел.
— А потом?
— Я вас не понимаю…
— Вы сказали, что хотите покоя. Вы его достигнете? Что потом?
Рики хлопнул глазами. Он собирался ответить, но поток мыслей в его голове вдруг иссяк. «Что потом?»
56
Воскресная месса в Сент Маргарет.
Майкл, потеряв счет времени, размышлял.
Все те же лица. Отец Фаррел в алтаре. Седоволосые прихожане на скамьях — Салливаны, Мэрфи, Флинны, за тем лишь исключением, что теперь это отцы, а не деды ровесников Майкла. А те, с кем вместе росли братья Дэйли, обрюзгли куда сильнее, чем их родители в том же возрасте. Знакомая кирпичная церковь, названная в честь шотландской королевы — святой Маргариты. Муж Маргариты, Малькольм III, убил Макбета. Майкл всегда полагал, что церковь следовало бы назвать в честь святого Малькольма, — среди прихожан было немало тех, кто походил на пресловутого короля. Но таких, как он, не возводят в ранг святых.
Так или иначе, в приходе имелась своя Маргарита — миссис Дэйли. Она сидела на своем законном месте, в самом центре, на передней скамье.
А рядом, ближе к проходу, — Брэндан Конрой; каждый раз, когда он неуклюже опускался на подушечку, его жирные колени с трудом умещались в узкой выемке, которую воскресенье за воскресеньем протирал Джо Дэйли-старший.
Позади сидел Джо, погруженный в свои заботы, Кэт, в синем платье и шляпке, и Малыш Джо, при галстуке.
Но не Рики. Рики не заботило, что говорит мать. В вопросах веры он был жизнерадостным агностиком и не поддавался на назойливые уверения Маргарет, утверждавшей, что сомнения — необходимая часть веры. Бог или иное высшее существо просто его не интересовали. Какая разница? С Богом или без Бога, изменить судьбу невозможно. Так что забудь об этом, парень. Нет смысла тратить время. Утром в воскресенье Рики предпочитал поспать.
Крайнее место на фамильной скамье занимал Майкл. Он не верил в Бога и святую церковь и много лет не посещал мессу и все же, как ему казалось, если бы он просто мог проглотить это снадобье, если бы заставил разум немного уступить сердцу, то, возможно, обрел бы некоторое облегчение. Несуществующему Богу с психологической точки зрения молиться столь же эффективно, как и настоящему, молитва — это терапия и благословенная покорность. Невозможно отрицать, что это средство помогает миллиардам людей. Почему бы и Майклу не поискать помощь в молитве? Разве не в мрачнейшие моменты жизни обычно
