– Мама сказала, что когда-нибудь я буду играть с оркестром! – гордо заявил он. Майкл сомневался, знает ли его маленький сын, что такое оркестр.
– Так и будет, сынок.
У всех троих детей был ярко выраженный талант к музыке. Ему больше не приходилось воображать себе оркестр, когда Абби играла. Элайна садилась за фортепьяно, Алекса брала скрипку, и это было отличное трио. Эйдан, младший сын, подавал еще большие надежды, чем сестры. Майкл сел и взял мальчика на колени.
– Знаешь, тетя Тори и дядя Сэм собираются к нам на ужин? – сказал он.
Мальчик нахмурился.
– У нее младенец, папа, и он все время плачет. Мама говорит, что младенцы всегда плачут, но, по- моему, я никогда так не плакал! – заявил малыш, скрестив на груди руки, и в подтверждение своих слов кивнул.
Майкл и Себастьян рассмеялись.
– Уверяю тебя, маленький принц, ты тоже плакал, – сообщил ему Майкл.
Эйдан, сморщив носик и склонив голову набок, посмотрел на отца.
– Правда? – недоверчиво спросил он.
– Правда, – ответил Майкл и, наклонившись к его уху, прошептал: – Но не так часто, как Алекса, и не так громко, как Элайна.
– Никто не может плакать так громко, как Элайна, – ответил мальчик, закатывая глаза.
Легкие на помине, на террасу выбежали две девочки.
– Папа! – закричали они в один голос. Майкл ласково им улыбнулся. Алекса, с ее иссиня-черными волосами и прозрачными голубыми глазами, была похожа на отца. У Элайны были темные волосы матери и фиалковые глаза. Эйдан представлял собой оригинальную смесь родительских черт: у него были черные волосы отца и фиалковые глаза матери. Майкл считал всех троих самыми красивыми детьми на свете и не сомневался в объективности своей оценки. Конечно, когда он сказал об этом Сэму, его добрый друг не со гласился с ним и привел в пример собственного сына и новорожденную дочь, доказывая, что это они с Тори произвели на свет самых красивых отпрысков.
– Что ты делаешь, папа? – спросила Элайна и сунула нос в бумаги, оставленные им на столе.
– Жду маму, милая. Пожалуйста, ничего не трогай. Девочка повернула к нему свое хорошенькое личико и спросила:
– А где мама?
– Уехала в Пемберхет, милая.
– Вечно ты ждешь маму! Каждый раз, когда она уезжает, говоришь одно и то же, – заявила Алекса, теребя его шейный платок.
– В самом деле, папа, не надо отпускать ее. Тогда тебе не придется ждать! – сказала Элайна. И все трое повернулись к нему, ожидая ответа.
– Но если бы ваша мама никогда не уезжала, я бы никогда ее не ждал.
– Но почему тебе хочется все время ее ждать? – спросила Алекса.
Майкл улыбнулся и погладил дочь по щеке.
– Если я не буду ждать, то могу забыть, почему я ее жду.
– А почему ты ее ждешь?
– Потому что очень люблю. А теперь идите и найдите свою няню. Ваши тетя и дядя скоро будут здесь.
Дети убежали, толкая друг друга и протискиваясь в дверь одновременно.
Себастьян встал.
– По-моему, следует оценить ущерб, нанесенный кабинету, – сухо заметил он и последовал за детьми в дом. Майкл вернулся за бумагами и увидел Абби, идущую по саду рядом с Уитерзом. Очевидно, старый садовник перехватил ее, когда она подъехала к дому, и повел смотреть на свои последние достижения. Абби в свои тридцать четыре года стала еще красивее, чем прежде, несмотря на то что в густых прядях появились серебристые нити и резче обозначились морщинки в уголках глаз. Она хорошела год от года. После рождения третьего ребенка в ней появились признаки зрелой красоты.
Абби, увидев Майкла на террасе, помахала ему рукой, ее сияющая улыбка все еще способна была вызвать у него дрожь. Господь – благословил его жизнь. Жаль, что нельзя утверждать, будто он заслужил это годами ожидания или какими-нибудь добрыми делами. Счастье свалилось на него совершенно не ожиданно, как падают камни на руинах. Однажды в ненастный день она вошла в его жизнь и в его сердце.
Абби поднялась на террасу и попала прямо в его объятия. Она легонько поцеловала его и спросила:
– Что ты здесь делаешь?
– Жду тебя, любимая.
Фиалковые глаза Абби вспыхнули, она рассмеялась и взяла его под руку.
– Не надо больше ждать, дорогой. Я здесь.