развевался на ветру. Харриет стояла впереди, у изгороди, и разглядывала коттедж с соломенной крышей. Насколько знала Эвелин, это было жилище егеря. Во дворе кто-то возился, из единственной трубы поднимался дымок.
— Какой милый домик! — восхитилась девочка. — Мне бы хотелось там жить.
Эвелин засмеялась. Коттедж стоял на берегу реки, под сенью двух старых вязов. Место было идиллическое, но девочку ждал в будущем куда более шикарный дом, и Эвелин сказала ей об этом.
Харриет покачала головой:
— Я мечтаю жить в коттедже. Мне кажется, Что в нем всегда живут счастливые люди.
Эвелин ничего не ответила, но подумала, что для Харриет любые условия будут лучше нынешних.
Они молча любовались уютным домиком. Проведя три года в Лондоне, Эвелин привыкла к толпе, шуму и вечному туману. Она совсем забыла, как красиво поместье Истчерч. Неудивительно, что на стенах господского дома висит множество пейзажей: графы Линдсей хотели увековечить эти дивные виды.
Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появился пожилой мужчина с деревянным ведром в руке. Эвелин схватила девочку и затолкала себе за спину. У незнакомца щеки покрывала седая трех- или четырехдневная щетина, а волосы были совсем седые. Увидев их, хозяин дома остановился и кивнул:
— Добрый день.
— Простите, сэр…
— Я слышал, что вы вернулись в аббатство, — сказал он, выплеснув на землю содержимое ведра.
Откуда ни возьмись, появились две курицы и принялись клевать корм.
Эвелин удивленно смотрела на старика: разве они знакомы?
— Еще раз прошу прощения, сэр, но я, к сожалению, не помню…
— Я не имел удовольствия быть вам представленным, — произнес он ровным тоном и внимательно посмотрел на нее, — но я знаю, кто вы.
Его пристальный взгляд встревожил Эвелин. Она покосилась на дорогу, мечтая поскорее отсюда уйти.
— Я живу вон на том холме, — продолжил он, вновь завладев вниманием Эвелин. Харриет вышла из тени и с любопытством уставилась на старика. — Каждый день я прихожу к его сиятельству и помогаю ему ухаживать за растениями. — Он встряхнул ведро, желая убедиться, что оно пустое. — Я давно интересуюсь его работой.
Эвелин понятия не имела, что он имеет в виду.
— Его работой… — повторила она, пытаясь сообразить, о чем идет речь — об игре в карты? Об охоте?
— В области ботаники.
Тут Эвелин окончательно растерялась. Наверное, это было заметно, потому что Харриет объяснила:
— Кажется, ботаника — это такая наука.
Старик усмехнулся, поставил ведро и посмотрел на них, прищурившись:
— Вы разве не знаете о работе его сиятельства? Эвелин медленно покачала головой, тогда он жестом пригласил их войти в калитку.
Харриет без колебаний пошла за ним, и Эвелин ничего не оставалось, как сделать то же самое.
— Я работаю здесь около пятнадцати лет, — сказал старик, обращаясь к Эвелин. — Пойдемте, покажу вам кое-что.
Любопытство в Эвелин пересилило страх.
— Меня зовут Милберн, — проговорил старик, открывая и придерживая дверь. — В течение тридцати лет я брал эту землю в аренду, а потом у меня кончились деньги. Его сиятельство пожалел меня, и с тех пор я помогаю ему в работе.
— Не понимаю, — пробормотала Эвелин.
Милберн пропустил их вперед. Эвелин переступила порог и отвела от лица свисавшую с крыши солому. В камине плясал огонь, над ним висел маленький котелок. В воздухе сладко пахло лавандой. Когда глаза Эвелин привыкли к темноте, она заметила мальчика, который быстро снял шляпу и стоял, нервно теребя ее в руках.
— Френсис! — радостно воскликнула она.
Он смотрел на нее своими большими карими глазами, его растрепанные волосы торчали в разные стороны.
— Я не видела тебя с тех пор, как мы вернулись из Лондона! Так вот где ты обитаешь?
Френсис взглянул на Харриет.
— Ой, прости! Это леди Харриет Френч. Харриет, позволь представить тебе мистера Френсиса Брейди.
Они смерили друг друга взглядами.
— Я помощник его сиятельства, — гордо объявил Френсис.
— А я подруга ее сиятельства, — не преминула ответить Харриет.
— Парень мне помогает.
Милберн показал на длинный деревянный стол, тянувшийся из конца в конец комнаты. Там стояли растения на разных стадиях роста. Некоторые были высокими — чуть ли не до потолка, а некоторые такими маленькими, что их было почти не видно над краями маленьких глиняных горшков. На стенных полках теснились мензурки, пузырьки и чашки — пустые и наполненные какими-то жидкостями.
Эвелин углубилась в комнату и развязала свою шляпку.
— Пахнет лавандой, — заметила она.
— Его сиятельство прививает различные сорта лаванды, пытаясь создать более целебное масло.
Эвелин с интересом смотрела на Милберна. Он поднял маленький глиняный горшок и осторожно потрогал стебелек.
— Растения, которые вырастил его сиятельство, имеют лучшие лечебные свойства, чем дикая лаванда. Они найдут применение в медицине.
Эвелин оглядела стол с растениями, пузырьки и журналы в кожаных переплетах, аккуратной стопкой лежавшие на столе. Харриет взяла один из них в руки и раскрыла. Судя по взметнувшемуся вверх легкому облачку пыли, им довольно давно не пользовались.
— Вы говорите о моем муже — графе Линдсее? — удивленно спросила Эвелин.
Милберн усмехнулся, и стало заметно, что во рту у него не хватает пары зубов.
— Лорд Линдсей внес свой вклад в развитие ботаники, мэм. Об этом мало кто знает из мелкопоместного дворянства, но в научных кругах его работа снискала уважение.
Эвелин выпучила глаза:
— Что? Когда же он успел? В последние три года? Это не укладывалось у нее в голове: как он умудрился из распутника превратиться в… ученого?
— Нет, что вы! Он начал заниматься этим гораздо раньше — еще в юности. — Милберн поставил горшок на место. — Но в последние годы в нем проснулся особенно острый интерес.
Он принялся показывать гостьям разные растения. Френсис вступил в беседу и рассказал, как он помогает лорду Линдсею. Эвелин невольно подметила, что мальчик обращается к Харриет, которая, в свою очередь, поведала ему о своих занятиях с Эвелин. Однако танцы, кажется, не слишком впечатлили Френсиса.
В тетрадях Натан знакомым небрежным почерком тщательно записывал свои наблюдения. Самые ранние записи были сделаны двенадцать лет назад. Эвелин провела пальцами по страницам и обнаружила перерывы — например, в тот год, когда они поженились, и в течение двух лет, когда родился и умер Робби. Он возобновил записи только три года назад, но с тех пор исписал несколько тетрадей.
Эвелин не могла разобраться в собственных ощущениях: с одной стороны, она чувствовала себя обманутой, а с другой — испытывала странную гордость. Как получилось, что она ничего не знала об увлечении Натана? Почему он никогда ни словом, не обмолвился о своей работе в этом маленьком коттедже?
Френсис открыл маленький коричневый пузырек, и комнату наполнил сильный аромат лаванды.
